(Княгине З. А. Волконской, 1827)

Необычная по размерам и скорости эволюция поэтического творчества, практически без периода ученичества: лицейская и последующая лирика, с ключевой значимостью лексической окраски стихового слова и семантическим обогащением текста; поэмы (Руслан и Людмила, Цыганы, Медный всадник), стиховые драмы (Борис Годунов), свободный роман в стихах (Евгений Онегин), маленькие трагедии. Лицейская лирика стала как бы опытным полем для перехода к большим формам – эпосу, роману и драме. «О, как стал писать этот злодей», сказал Батюшков, об одном из стихов девятнадцатилетнего Пушкина (Тынянов, 2002, с.230).

Комбинирование фабулы и внефабульной динамики сюжета, авторские отступления, дающие переключение из одного плана в другой, перенос центра тяжести на внефабульное построение стихотворного произведения. В результате исчезает схематичность, существенно возрастает энергетика. Сравнения, образы перестают быть сравнением предмета с предметом, они также становятся средством переключения, колдун уподобляется то коршуну, то петуху-султану в курятнике (Руслан и Людмила). Главные герои приравниваются к второстепенным (Борис Годунов и юродивый).

Распространено мнение о понятности, доступности для каждого поэзии Пушкина, Это не вполне так. В какой-то мере, простота, доступность действительно присутствуют. Отчасти с этим связана огромная популярность его стихов в разные времена и эпохи. Однако у каждого свой Пушкин, свое понимание его поэзии. Уместно привести высказывание Георгия Васильевича Свиридова: …«часто говорят: а вот Пушкин понятен всем. Это заблуждение. Если Пушкина стал понятен всем, он давно бы перестал существовать, был исчерпан и давно забыт. Глубина Пушкина редко кому доступна, она слишком глубока» (Свиридов, 2017, с. 461).

Небольшое отступление. Необязательно быть профессиональным литератором для понимания глубины творчества Пушкина. Хорошо понимал и высоко ценил поэзию Пушкина академик Николай Андреевич Корнеев, часто цитировавший его стихи в своих выступлениях и докладах. «И долго буду тем любезен я народу, что чувства добрые я лирой пробуждал». Возможно, глубина восприятия и понимания поэзии Пушкина и связана в первую очередь с осознанием ее особой гуманистической направленности. На чтениях к 100-летию со дня рождения Н. А. Корнеева, учениками и коллегами было сказано много теплых слов в его адрес, внук же отметил важную черту характера, умение находить в каждом – положительное. На этой конструктивной позитивной основе происходило дальнейшем общение с человеком. Неоднократно убеждался в этом на заседаниях созданного Николаем Андреевичем диссертационного совета, проходивших в требовательной, но доброжелательной атмосфере, и неизменно заканчивающихся победой науки.

Тематика поэтических открытий Пушкина неисчерпаема. Пора остановиться. На постулате: «Поэзия Пушкина – это ласкающая душу гуманность» (формулировка Панова-Белинского). Вероятно, только так можно сказать еще и о гениальных фресках Андрея Рублева.

В росписи Успенского собора во Владимире сохранилось несколько фресок Андрея Рублева и Данила Черного. Испытавшие многократные повреждения, не вполне удачные «поновления», эти гениальные, абсолютно новаторские произведения сохранили тем не менее свое колоссальное магнетическое действие. Основная часть фресок связана с многосложной композицией Страшного суда (Воронин, 1965). На своде собора в ореоле из многокрылых серафимов фигура Бога – судьи. Над головой Бога ангелы свертывают свиток небес. На стене под сводом – престол суда. Здесь же апостолы, старейшины апостольского трибунала с сонмом ангелов. На заключительной картине суда – шествие праведных в рай. Отличительной чертой фресок является их гуманизм, атмосфера справедливости, умиротворенности и радостности. Исторически атмосфера праздничности возможно связана со временем создания фресок, периодом освобождения народа от чужеземного ига. Образы Бога, апостолов и ангелов лишены суровости и грозности. Лики святых и праведников напоминают лица простых русских людей. В них воплощены идеалы душевной стойкости и чистоты. Особой одухотворенностью и красотой отмечены фигуры трубящих ангелов на входной арке (Воронин, 1965). Тонкие трубы похожи на пастушеские свирели. Тела изящны и почти невесомы, проникнуты легким движением. В них нет ничего от грозных вестников страшного суда. В изображениях грешников нет кипящей смолы, адских мучений и других страшных сцен.