Но если славословить должно,
То слабым смертным невозможно
Тебя ничем иным почтить,
Как им к Тебе лишь возвышаться,
В безмерной разности теряться
И благодарны слезы лить.

Поэт благодарит Бога за то, что удалось выразить хотя бы отчасти «неизъяснимое, непостижное», что и составляет сущность поэзии. Ода «Бог», это, прежде всего, поэтическая интерпретация тайны троицы. В этом суть художественного открытия Державина.

Говорящая живопись. Для стихового слова Державина характерны контрасты: «среди дряхлеющей вселенной», «воссел на мшистый пень под дубом многолетним». Сочетание в одном произведении прозаического и поэтического, отвлеченных понятий и быта.

Богоподобная царевна
Киргиз-Кайсыцкия орды!
А я проспавши до полудни,
Курю табак и кофе пью;
Преображая в праздник будни
Кружу в химерах мысль мою
(Фелица, 1782)

Стиховое слово еще не стало двумерным, как в девятнадцатом веке. Доминирует основное предметное значение, как правило, не допускающее двойственных истолкований, «просвечивания одного через другое» (Панов, 2017, с.59). Богатство семантических оттенков достигается у Державина через цвет и звук. Поэзия Державина становится говорящей живописью, природа – живописной картиной. Через цвет и звук происходит погружение читателя в мир «коллективных эмоций», передача в слове зрительного образа, живопись словами.

Грохочет эхо по горам,
Как гром, гремящий по громам
(Водопад, 1791–1794)

В результате происходит развитие семантики стихового слова, создаются предпосылки для формирования его многомерности, эмоционального скрытого смысла слова. Еще один пример:

Замолкло леса бушеванье,
Затихла тише тишина.
(Тоска души, 1810)

Тынянов отмечает, что здесь наличность звуковой метафоры (тих-тиш-тиш) отступает на второй план перед фактом троекратного повторения одного и того же корня, при этом момент отличия в семантике слов «столь же важен, сколь и момент сходства» (Тынянов, 2002, с.131).

Радуга в цветовом спектре Державина представлена пятью цветами. Нет оранжевого и фиолетового. Отсутствие этих непопулярных для поэзии восемнадцатого и даже девятнадцатого века цветов, отчасти восполняется янтарным и лиловым цветом. Наряду с цветами радуги встречаются золотой, белый, черный, серый, серебряный и др.

Обилие семантических оттенков достигается конструированием двойных и тройных сочетаний цветов, а также словами-неологизмами – милосизая птичка, огнезеленый сыч.

Черно-зелены в искрах перья
Лазурно-сизо-бирюзовы
На каждого конце пера
(Павлин, 1795)
Но сов, сычей из дупл огнезеленый взгляд
(Евгению. Жизнь Званская, 1807)

Прием конструирования цветов из слов с контрастными предметными значениями в дальнейшем широко использовался поэтами двадцатого века: «близоруко-голубой», «волнисто-белый», «громадно-черный», «упорно-синий» (Хлебников); «спокойно-золотой», «зелено-шумный», «синенеобъятный» (Чижевский); «алюминиевый перламутр», «чугунно-красный» (Соснора).

Река времен. Это последнее стихотворение Державина. Образ реки используется для передачи ощущения необратимости времени. Все течет, все меняется, в одну и ту же реку нельзя войти дважды. Предельно точная формулировка, приписываемая античному мыслителю Гераклиту. Вроде бы об этом говорит и Державин.

Река времен в своем стремленьи
Уносит все дела людей
И топит в пропасти забвенья
Народы, царства и царей.
А если что и остается
Чрез звуки лиры и трубы,
То вечности жерлом пожрется
И общей не уйдет судьбы.
(6 июля 1816, Державин, 1957)

Всё неизбежно подвергается забвенью, все дела людей, даже то, что имеет шанс остаться. Полная безнадежность, по мнению ряда интерпретаторов. Однако, афоризм Гераклита имеет продолжение: …тем не менее мы входим в эту реку и дважды, и трижды, и сколько угодно раз (Воробьев, 1973). Также имеют творческое продолжение и замечательные стихи Державина, вновь совершившего поэтическое открытие, как и в оде «Бог». Проникнувшего в суть необратимых процессов мироздания.