Подставка для луны Константин Рыжков
Иллюстратор Вера Евгеньевна Колюбакина
© Константин Рыжков, 2022
© Вера Евгеньевна Колюбакина, иллюстрации, 2022
ISBN 978-5-0056-9629-8
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Глава 1
Под тяжестью шагов приминалась трава. Заметно, но как-то совсем беззвучно, хотя к беззвучию этому давно уже стоило привыкнуть. Сколько лет так, десять примерно? Да, наверное, десять, если считать весны.
Для лесного духа он был тяжеловат, чуть медлителен и саму малость неуклюж. Впрочем, не только он: все связанные с камнем именно такие. Даже на людей влияет род их занятий, что же тогда говорить о духах, которые меняются гораздо быстрее, сообразно происходящему вокруг.
Пробираясь сквозь густой кустарник, которым поросла часть леса, выходящая в этом месте на небольшую опушку, он побрел еще медленнее. А затем, выбравшись из густой паутины июньской зелени, и вовсе остановился.
Не то, чтобы каменник устал (да и мог ли он вообще чувствовать усталость), скорее, ощутил потребность собраться с мыслями и решить, куда ему отправиться дальше, отчего на минуту замер, безучастно разглядывая ладонь, серо-бурую, с тонкими прожилками горного хрусталя, в которых всеми возможными цветами играло полуденное летнее солнце. Вкраплениями самых разных камней и пород было усеяно все его тело, но хрусталь, пересекающий правую ладонь прямиком там, где у людей расположена линия жизни, был самым заметным напоминанием о том, что прошлое его существование прервалось как-то уж слишком быстро.
Он во всех деталях помнил, что тогда произошло. Сердце и раньше шалило, а потом и вовсе безо всякого повода решило, что с него хватит. Провал был только между моментом падения и тем мигом, когда каменник оказался на краю леса. Тогда он подумал даже, что спит, только странный сон этот никак не заканчивается.
Не сказать, чтобы обживался он долго: человек быстро ко всему привыкает, а душа – это разве не человек в его самом первозданном виде, без мишуры, грима и масок? Поэтому дальше все сложилось просто, хотя и поначалу странно для него самого: теперь он отвечает за камни. Сторожит их потому, что так нужно, и потому как заняться этим больше некому. Предшественник исчез до его прихода, отчего роль эта была, в некотором смысле, для него предопределена. И, что более всего удивительно, она ему даже понравилась: вынесенная из детства любовь к горам и пещерам, к разноцветной породе, их слагающей, странным образом проявила себя и совпала с новым занятием.
О своем прошлом каменник помнил, хотя и смутно. И все же ни разу ему не захотелось вернуться, а со временем перестало быть интересным и то, что происходит в его отсутствие. Единственным, что время от времени беспокоило каменника, был вопрос о причинах попадания сюда. Ведь здесь он уже был раньше, в прошлой своей жизни, видел эти места, даже полюбил их. Не потому ли оказался здесь?
Впрочем, постоянные размышления об одном и том же рано или поздно надоедают, даже если мысли эти не дают покоя и возвращаются от случая к случаю, часто совершенно неожиданно и не к месту. Потому каменник вспомнил лучшее средство отвлечься из всех, какие он знал. Средство, о котором еще в прошлой жизни рассказал ему один из друзей. Он огляделся вокруг, неторопливо и сосредоточенно рассматривая каждую деталь окружавшего пространства.
Перед ним открывалась небольшая опушка, хорошо знакомая и совсем недалеко лежащая от груды камней, ставшей его любимым пристанищем. Строго говоря, назвать эти камни домом было бы не совсем верно, но если и существовало такое место, где он любил коротать время, то им была как раз большая насыпь валунов, изрядно углубившихся в землю за века своей неподвижной жизни, заросших лишайником, а местами даже мягким зеленоватым мхом.
Но отсюда камней не было видно: их закрывали стволы деревьев и прораставший под ними густыми пятнами кустарник, через который только что пришлось пробираться. Зато сама опушка была видна насквозь: покрытая высокой травой, под которой пряталась земляника, с редкими, но столь заметными мазками полевых и лесных цветов, она была одним из немногих мест в округе, где лес расступался, открывая дорогу дождю и солнечному свету. Над ней же, между древесных крон, невысоких березовых и лежащих совсем в вышине сосновых, проглядывал осколок чистого неба, выбеленный ярким светом стоящего в самом зените полуденного солнца.
Сколько времени каменник стоял вот так, разглядывая каждую травинку, каждую деталь огромного цветущего ковра, сказать сложно. Хотя, по всей вероятности, было это очень и очень долго. До того момента, пока внезапно не затихли и не растворились в прогретом воздухе все привычные для леса звуки. Все, кроме едва слышного шелеста.
По щеке скользнул лепесток, едва заметно огладив неровность камня. Потом другой. Третий и четвертый пролетели перед глазами, затем еще и еще: белые, желтые, лиловые. Нескольких цветов сразу. Их количество в воздухе плавно, но стремительно нарастало, соединяясь в мягкий и пестрый вихрь, от которого рябило в глазах.
Едва слышимый, но звонкий смех прозвучал между их шепота. Каменник улыбнулся и поднял глаза, прекрасно понимая, кого он увидит.
На другом конце поляны возникла стройная женская фигура, словно одетая в длинное до земли многоцветное платье. Но если кто-то мог бы разогнать парящие лепестки, подойти ближе и внимательно присмотреться, то он увидел бы, что платье это сплошь состоит из таких же лепестков. Белые руки, открытые от локтя, и такая же белая шея, и даже лицо – все сплошь лепестки, непостоянные и шуршащие. Разве что глаза – большие и восторженно горящие, выделялись на фоне многоцветия. И рот, в месте которого лепестки расступались, когда она улыбалась или говорила.
– Цветница, – произнес каменник с улыбкой, пытаясь разогнать морок перед собой.
– Да? – ее голос тихо, но отчетливо звенел, так же, как и смех.
– Может, хватит уже. Я понимаю, что ты любишь так появляться, но когда-то тебе должно надоесть.
– С чего бы? – очередная волна лепестков, сдобренная на этот раз золотом пыльцы, и она уже рядом. – Женщина должна выглядеть хорошо.
– Ты давно уже не женщина, не заметила?
– Как грубо, – укоризненно отозвалась цветница. – Позволь мне доказать обратное, а заодно научить тебя немного манерам, гранитный ты мой.
– Манерам можешь не учить. Сейчас я откланяюсь…
– И залезешь опять под землю? Мы это уже проходили, так что не пойдет. Устроим белый танец, приглашаю, разумеется, я, отказы не принимаются.
В этот миг лепестки окончательно заслонили собой небо, деревья и даже траву под ногами. Каменник на секунду опешил, а потом, словно раскрученный едва заметными прикосновениями, окончательно потерял возможность ориентироваться и понимать, где он. Звуки пропали, сменившись беспрерывным шуршанием, разве что изредка прорывался сквозь него все тот же веселый смех.
– И стоило же забыть, – подумалось каменнику, – что теперь самое ее время, когда летнее солнце заставляет цвести все, что только может раскрывать соцветия и наполнять лес непривычными для него пестрыми красками. В такие моменты она настолько сумасбродна, что на поляны, по которым густо растут ее подопечные, лучше не выходить. Наверное, зайди сюда случайный путник, и его бы она, невидимая для человеческого глаза, свела с ума, или одурманив окружающим разноцветьем, или же пугая искрящейся пестротой полуденного луга. Что уж говорить о каменнике, который видел и слышал все, так что круговерть лепестков окончательно заставила его не только забыть о том, куда он собрался направиться, но и перестать понимать, где он находится с эту минуту.
Сложно было сказать, сколько именно длился этот ослепительно-пестрый морок. Впрочем, выйти из него было невозможно, а потому оставалось только ожидать, когда цветнице надоест. Наконец, волна лепестков расступилась, а вместе с ней растворилась и пьянящая как терпкие духи волна цветочных запахов. Следом затих ее смех, осколки которого рассыпались эхом все дальше в сторону леса.
Каменник все так же стоял посреди поляны, отряхиваясь и пытаясь понемногу прийти в себя. Сложно сказать, подумалось ему, из-за чего все духи ведут себя настолько по-разному. Или новый род занятий накладывает какой-то отпечаток, неизгладимо меняя характер. Или же наоборот, именно темперамент и старые привычки определяют новое место. Вот кто бы это знал…
Несмотря на желание отправиться дальше, каменник не стал пока что никуда уходить. Он понял, что не все, имевшие намерение с ним поговорить, успели это сделать. Откуда появлялось это ощущение присутствия и почему оно никогда не обманывало, тоже никто не знал. Но, во всяком случае, это было очень удобно, если требовалось кого-то отыскать.
Предчувствие его не обмануло, хотя на это раз пришлось подождать несколько дольше:
– Все хороводы водишь? – раздался за спиной еще один знакомый голос, спокойный и немного низкий.
Каменник неторопливо обернулся, продолжая задумчиво смахивать с себя налипшие фиолетово-белые лепестки. Наконец в поле его зрения попала обладательница голоса.
– Как думаешь, цветницы все такие?
– А я почем знаю? Я других не видела и ты тоже, – на золотистого цвета круглом лице, обрамленном густой копной зелено-желтых волос, промелькнула едва заметная улыбка.
