Подставить Ангела Ирина Ваганова

Перед глазами плясали ослепляющие яркие пятна, то расплываясь и перемешиваясь, то концентрируясь в чётких выпуклых границах. Фиолетовые, изумрудные, алые цвета сменяли друг друга, заставляя напряжённо наблюдать за хаотичным движением.

Это давалось мне с трудом – очень мешала острая боль. Чугунные веки не желали подниматься, лоб сдавило массивными тисками, при этом всю меня потряхивало, словно я скрючилась в барабане работающей стиральной машины.

Хуже всего было то, что я не помнила кто я и где нахожусь, больна я или здорова, есть ли рядом люди, готовые помочь, вытащить меня из ужасного положения, в котором я оказалась, объяснить, что со мной и как меня зовут.

Сквозь гул в ушах, сквозь плотную вату в голове прорывались незнакомые голоса. Впрочем, нет, один из них казался знакомым – довольно высокий, взволнованный тенор:

– Вы обещали! Я привёл её сюда, этого достаточно!

– Кто сказал, что достаточно? – отвечал сиплый, злой, принадлежащий мужчине постарше, голос. – Привёл – молодец. Больше ты ничего не должен. Пока. А теперь убирайся, если не хочешь остаться здесь навсегда.

– Нет! – кричал тенор. – Я не уйду без неё.

– Не уйдёшь – унесут, – грозился сиплый.

Я, сделав невозможное усилие, приоткрыла глаза и подняла голову. Пятна расплылись в стороны, образуя мутное окошко с надорванными краями. Сквозь болезненный туман я смогла увидеть серые, покрытые плесенью стены, решётку, загораживающую дневной свет. Меня сковал ужас: это тюрьма или больница для сумасшедших? Судя по тому, что я не помнила ничего о себе, второе было более вероятным.

Очень хотелось застонать и позвать на помощь, но я сдержалась. Подсознательно была уверена, что не нужно раньше времени сообщать, что очнулась.

Спор за стеной продолжался.

– Геля! Геля не верь им! Ничего не подписывай, они убьют…

Звук удара и последующего падения оборвал фразу.

– Идиот! – сквозь зубы выплюнул сиплый и позвал кого-то третьего: – Отвези его подальше отсюда и брось в ущелье, чтобы тело искали как можно дольше.

Последовал звук волочения. Моё сердце сжалось. К жуткой головной боли добавилась ещё и тянущая в груди. Кто этот парень? Кого он пытался предупредить? Меня? Тогда, выходит, я и есть Геля.

Геля… Как будет полное имя?

Тяжёлые шаги, последующий скрежет отпираемого замка испугали меня. Я уронила голову на комкастый тюфяк и плотно зажмурилась. Пусть думают, что пленница всё ещё в отключке.

Душный, пахнущий плесенью воздух пришёл в движение, потянуло куревом. Шаги приблизились, меня накрыла тень. Я не видела, но на физическом уровне ощутила её – озноб пробежал по всему телу. Боль усилилась, я сжала зубы, чтобы не стонать.

– Дылда! – позвал сиплый, но, вспомнив, что услал своего подельника, выругался, добавив: – Говорил, полдозы хватит этой слабачке! Так нет, тут все умные… Придурки! С кем приходится работать.

Высказавшись, человек направился к выходу, я осторожно приоткрыла веки, подсматривая за ним сквозь ресницы, но увидела только широкую, сутулую спину в грязной спецодежде.

Это совершенно точно не медицинский работник. На тюремщика тоже не похож. Вывод напрашивался неутешительный: я в плену у бандитов. Не зря парень кричал, что меня хотят убить, как только я что-то подпишу. Я богачка? У меня хотят отжать бизнес? Или просто квартиру или дом… Чем я владею?

Трудно сообразить, когда даже имени своего не помнишь. Геля…

Галина? Аглая? Глафира?

Ни одно из пришедших на ум имён не казалось родным.

======================

Дорогие читатели, рада приветствовать вас! Надеюсь, что останетесь с героями до финала. Впереди приключения современной девушки, столкнувшейся с удивительными, мистическими вещами прямо тут, в родном мире.

За полтора месяца до событий пролога

Кто любит зиму, тот я. Вернее так, я любила каждое время года по-своему. А больше всего мне нравилось их разнообразие. Летом тепло, можно выбегать на улицу, не кутаясь. Я, бывало, наслаждаюсь солнечной погодой или радуюсь очищающему дождичку и хочу, чтобы лето не кончалось! А придёт осень, вокруг такая красота и яркость! Подумается: какое классное время! Подольше бы не было морозов. А тут снег… Всё бело, свежо, по-детски счастливо!

Так примерно я и рассуждала, шагая декабрьским вечером из офиса домой. Размечталась и едва не налетела на стоявшего на моём пути парня. Сделала шаг вправо, чтобы разминуться, а он опять передо мной. Я влево, и он туточки. Посмотрела наконец ему в лицо и оторопела, узнав широкую белозубую улыбку:

– Эдик? Тихоновский!

– Привет, Удалова! Ты как всегда в облаках. Не зря в классе тебя Ангелом прозвали.

Я отмахнулась. Устала повторять, что прозвище моё – всего лишь усечённое имя, получила я его вовсе не по причине мечтательности и отличного поведения или успешной учёбы. Ангелина – Ангел, вот и всё! Тогда как Эдика дразнили Граммофоном как раз в соответствии с характером. Он вечно что-то вещал, всегда был в центре внимания и заводил весь класс. Завуч как-то сказала:

– Какой же ты Тихий, Эдуард? Очень даже громкий, граммофон просто какой-то!

Вот и повелось.

Я не стала вспоминать все эти истории, просто спросила:

– Каким ветром в наших краях? Тебя родаки вроде в Питер увезли.

– Ну-у-у-у… Не совсем в Питер, рядышком. Они там и живут, а я вот решил на разведку мигнуть в родной город, подвернулась интересная работёнка.

Мы шли в направлении к моему дому и болтали так, словно расстались только вчера, или позавчера. А ведь после школы уже семь лет пролетело! Около подъезда остановились, нужно было расставаться, хоть и жаль мне было терять душевный подъём, который Эдик умудрился организовать за четверть часа. Он всегда такой был: оптимист, весельчак, свой парень всем и каждому. Правда, я не особенно вписывалась в шумные компании, вращающиеся вокруг Тихоновского. Сторонилась, несмотря на то, что он был чуть ли не первым романтическим увлечением Ангела. Правильно говорят: противоположности притягиваются. Это я про себя. Эдик в притяжении ко мне замечен не был. Поэтому его слова поставили меня в тупик.

– На чай пригласишь, Гель?

Это в ответ на моё робкое «Пока». Догадался, что я не хочу с ним расставаться?

Стояла и хлопала глазами, словно пятиклашка, которой предложили решить интегральное уравнение. Попыталась вспомнить, что за обстановка у меня дома. Не разбросаны ли часом какие-нибудь детали женского туалета, вымыта ли посуда и вообще, найдётся ли хоть что-нибудь к чаю, кроме трёх корочек хлеба.

– Не комплексуй, Ангел! Я же не комиссия из Москвы. Посидим по приятельски, потреплемся. Пиццу я закажу. С тебя кипяток и заварка. Ну, и чашки.

– Ладно, идём, – согласилась я, точно вспомнив, что в квартире всё норм.

Всё-таки Эдик удивительный человек. Я не заметила, как пролетели три часа. Мы слопали пиццу, потом я раскопала в буфете бабушкино варенье из луговой клубники, мы его намазывали на крекеры и весело хрустели, вспоминая ласковый июнь. Тихоновский с таким мечтательным видом говорил о тёплом солнце, что я спросила:

– Тебе больше нравится лето?

– Да без разницы! Лишь бы не работать и не учиться. Ты, кстати, в деревню ездила на каникулы?

Я покачала головой:

– У нас нет родни в деревне. Так что только дача, дача и ещё раз дача. У меня родители фанаты грядок и теплиц.

Эдик посмотрел на меня недоверчиво и констатировал с кислой улыбкой:

– Много потеряла. Подростку в деревне раздолье. Никакого контроля, вкусная натуральная еда, экология, свежий воздух, купание, лес, грибы, всё такое.

– Ну, значит, не повезло мне.

Расстроилась я не из-за деревни, конечно, просто не понимала, к чему одноклассник завёл этот разговор. Он же продолжал с прежним нажимом:

– Гель! А разве тётки у тебя нет деревенской? Тут неподалёку, километров в ста?

– Какой ещё тётки? У меня и мама единственная, и у отца только брат.

– Не-е-е! Я имею в виду бабушкину сестру.

– Эк, маханул! – засмеялась я. – Ничего я от бабушки про сестру не слышала. Хочешь сказать, моих родственников лучше меня знаешь?

– Погоди! Неужели не слышала? Деревня такая – Баяки. Я туда с дружком одним ездил недавно. Познакомился с бабулей, мы ей дрова рубили. Так, чисто из благотворительности. Вот она и сказала, что имеет родню в городе, а фамилию твою назвала. Я удивился, мол, учился с Ангелиной Ударовой. Вот эта бабка и признала тебя за внучку. Собиралась письмо тебе написать.

– Не было никакого письма. Ты что-то путаешь, Граммофон.

Эдик посмотрел на меня долгим, необычно серьёзным взглядом и вздохнул:

– Ну, не было и не было. Может, ещё пишет. Но ты всё-таки в почтовый ящик заглядывай. Жалко бабулю, старенькая уже.

Я пообещала обязательно проверять почту и намекнула Эдику, что пора бы ему отчаливать. Из-за стола он вставал с печальным видом, немного повеселел, получив мой номер телефона, поскольку в его старой записной книжке значился только домашний стационарный, и тот в родительской квартире. Да и вообще, теперь все привыкли общаться в мессенджерах и, если разговаривать, то по мобильному.

Сговорились мы в ближайший выходной встретиться и погулять. Не скрою, мне был приятен интерес парня, который мне когда-то очень нравился. Всколыхнулось тепло в области сердца, я почувствовала себя школьницей, верящей в удивительное и прекрасное будущее.

***

Неужели в мою жизнь пришла любовь? Теперь, когда у меня появился парень – красивый, остроумный, щедрый, – все прежние переживания стали казаться глупыми, даже стыдными. Ещё месяц назад я всерьёз присматривалась к очкарику из курьерской службы, потом пыталась кокетничать с охранником офиса. А ещё коллега собиралась познакомить меня – приличную, как она тогда сказала, девушку – со своим великовозрастным сыном, который кроме игрушек в компьютере ничем не интересовался.