Мы кружим по присыпанным снегом улицам. Вырываемся за город. Сообщение Сергея все еще царапает душу, но ощущение такое, будто я удаляюсь не только от своего дома, но и от той острой тоски, которую испытала. Как же хочется сказать: «Быстрее!» Но, во-первых, Эй и так мчит с приличной скоростью. А во-вторых, это слишком карикатурно звучит, когда говоришь «быстрее» очень медленно, запинаясь через букву.

Где мы?

Я оглядываюсь, выходя из машины. Парковка возле трассы забита почти полностью, но людей мало.

— Пойдем! — Эй улыбается, заразительно, искренне, будто ребенок, и куда-то тянет меня за руку.

Я начинаю догадываться о происходящем, когда мы останавливаемся у палатки с вывеской «Прокат». Мимо тащит тюбинги семья: родители и двое малышей. Их одежда покрыта коркой льда и прессованного снега, я с трудом могу разобрать цвет курток.

— Да, Эмма, да, — не только словами, но и всем своим довольным видом подтверждает догадку Эй. — Сейчас мы с тобой повеселимся!

Он выбирает большой белый тюбинг в виде радужного пони, с мордой и хвостом.

Я понимаю: Эй не шутит. Смеюсь, качаю головой и, скрестив перед собой руки, отступаю. Но нам обоим ясно, что сопротивление бесполезно. Эй догоняет меня за пару шагов. Едва ощутимая подножка — и я мягко плюхаюсь на тюбинг. Барахтаюсь, неловко пытаясь из него выбраться, а Эй со всей прыти тянет тюбинг за трос.

— Н-нет! Н-нет! — сквозь смех, смешанный с ужасом, пытаюсь выдавить я, жмурясь и морщась от снега, который летит в глаза, забивается в нос и рот.

Из-за этого я пропускаю момент, когда мы подъезжаем к горке, и понимаю, что происходит, только почувствовав резкий толчок в спину и сразу за этим — мгновение свободного падения.

— А-а-а-а-а-а! — ору я, подпрыгивая на ухабах и снежных изгибах.

Люди разбегаются передо мной — к счастью. Потому что я не в силах управлять этой стихией.

Снег в рукавицах, под шарфом, в глазах, в ушах — шапка сбилась. Я все ору — так, что чувствую снег и на вкус. Меня норовит вытряхнуть из тюбинга, вертит и штормит, а горка все не кончается.

— А-а-а-а-а-а!..

И вот наконец скорость тюбинга замедляется. Некоторое время он скользит по инерции, а потом замирает.

Сижу, не веря, что все закончилось, вцепившись в резиновые ручки. Ощущение такое, будто снег подо мной сейчас провалится и все начнется заново. Но ничего не происходит.

Разлепляю глаза, осторожно оглядываюсь. Я в стороне от основной ледяной трассы. Тюбинг до середины застрял в пушистом снегу. Вокруг — ни одного следа, кроме дорожки, проложенной моим радужным пони. Я улыбаюсь и, раскинув руки, падаю на спину, разноцветный резиновый хвост легонько царапает мою щеку.

Сейчас впервые за полчаса я вспомнила о последнем сообщении Сергея.

Лежу до тех пор, пока сквозь сомкнутые веки не чувствую, что свет внезапно тускнеет. Открываю глаза. Надо мной нависает Эй.

— Ну как ты? — издевательски и вместе с тем тепло спрашивает он.

— Н-ненавижу т-тебя!

— Нет, ты меня любишь, Эм. Пора бы уже признаться в этом самой себе.

Смеюсь и качаю головой.

— Ну, нет так нет! — Эй хватает тюбинг за канат и бежит к подъему на горку, а я смеюсь так, что не способна даже на раскромсанное «нет».

Я пытаюсь отплатить взаимностью, когда мы берем напрокат еще один тюбинг. Но от моего удара ладонями в спину Эй только шагает вперед, а вовсе не кувыркается с горки, как планировалось. Зато с горки снова лечу я. Потом уже съезжаю на тюбинге по собственному желанию. То одна, то в сцепке с Эем, то утащив его тюбинг в виде акулы и заставив пижона догонять меня на пони.

Не помню, когда я так веселилась в последний раз.