Не помню, когда я вообще так веселилась.

Я столько раз забиралась на горку, столько потратила на это сил, что теперь, поздно вечером, когда небо стало насыщенно-синим и зажглись фонари, до машины хочется ползти на четвереньках. Но я мужественно иду на своих двоих. Эй то и дело ласково подталкивает меня в спину то ладонью, то подколками.

— Ты визжала, как поросенок, — сообщает мне Эй, и я слышу, как он стряхивает с себя снег перчатками.

— М-м-м, — только и могу возразить я, волоча ноги.

— Да-да, маленький, розовощекий поросенок.

— М-м-м…

— Нет, не теленок. Ты меня не убедишь.

Я смеюсь, запрокинув голову.

Какое же синее небо! И такая маленькая, будто нацарапанная луна.

Запихиваю себя в машину. Она быстро прогревается, снежная корка на мне начинает таять и стекать под одежду. Становится жутко мокро и жутко жарко, но я сижу не шевелясь. Эй, перегнувшись через сидение, сам пристегивает меня ремнем безопасности.

— Поехали ко мне, — говорит он и включает первую скорость.

Машина тихонько трогается.

Это предложение меня отрезвляет. Не двигаясь, кошу взгляд в сторону Эя.

— Ты не так меня поняла. Я просто приглашаю в гости, вот и все. Без обязательств. Ничего не будет, если ты не захочешь, — он бросает на меня мимолетный взгляд и отвлекается на дорогу. Я вижу, как приподнимается в улыбке уголок его губ. — Может, не будет, даже если ты захочешь. Посмотрим.

Хмыкаю.

Улыбаюсь.

— К тому же сейчас на нашей планете нет более подходящего места, где я мог бы продолжить свою историю. Ну что, договорились?

Киваю.

Сейчас я не могу придумать ни одной причины, по которой должна ему отказать.

Когда мы подъезжаем к его дому, сиреневая ночь уже растекается над крышами.

Небо хрустальное, бескрайнее, звездное — смотреть бы на него и смотреть. Но изо рта валит пар: стремительно холодает. Успеваю продрогнуть еще до того, как поднимаюсь на крыльцо.

Дом тепло дышит в лицо запахом сосны, к нему примешивается кошачий дух, хотя с нашего последнего приключения прошло больше месяца.

Эй принимает у меня куртку, шапку, варежки — насквозь мокрые — и вешает на спинку кресла, стоящего у батареи. Мои джинсы тоже промокли, но об этом я молчу.

Он возвращается из спальни с фланелевой рубашкой в клетку и пледом, протягивает их мне. Когда я беру вещи, мы соприкасаемся друг с другом взглядами и кончиками пальцев, и от этих прикосновений в солнечном сплетении просыпается волнение.

— Я в душ. Ты со мной? — спрашивает Эй так запросто, что становится понятно: ответ он и так знает.

Но на всякий случай качаю головой.

Слушая, как льется вода в ванной, я брожу по обезличенным комнатам — по всем, кроме одной. Как и в прошлый раз, она заперта. Давлю на дверную ручку сильнее — а вдруг? — но дверь не поддается. Шум воды в душе обрывается.

Эй выходит из ванной лишь в махровом полотенце, обвязанном вокруг бедер. Вторым вытирает мокрые, взъерошенные волосы. Кроме эффектного появления, Эй не делает намеков ни словом, ни движением, ни взглядом. Мне хочется улыбаться.

Он уходит на кухню и возвращается со стаканом, на треть наполненным виски. Легкое движение руки — кубики льда ударяются о стекло — нет, не будешь? Не отвечаю, что равнозначно согласию. Наше взаимопонимание в эти минуты настолько полное, что общение превращается в увлекательную игру.

Поставив стакан на пол, Эй присаживается на корточки у камина, разжигает огонь. Я устраиваюсь напротив, в кресле, на спинке которого развешана одежда. Кутаюсь в плед.

Сейчас, когда Эй не видит меня, очень сложно оторвать взгляд от его широких, рельефных плеч, и вскоре я перестаю даже пытаться. В одежде Эй кажется тоньше, худее, а без одежды будто увеличивается в размерах.