— Вы не правы. — Незнакомец говорил уверенно, властно, но даже без тени раздражения. Словно сидел на диване в собственной гостиной. — Даже если тут еще и остался кто-то живой, то это ненадолго, поверьте. И помочь ему уже ничем нельзя. Тут уже побывала моя госпожа. А вот то, что вы босиком — это очень важно. Нам нужно отсюда убираться как можно быстрее, но с босыми ногами далеко вы не уйдете.

Сначала я оторопела от такой отповеди. А потом внутри меня поднялась какая-то ненормальная, иррациональная злость. Я ощетинилась и выдернула свою руку из мужских пальцев:

 — Да кто вы такой, чтобы вот так, походя, решать чужие судьбы? Так нельзя! Если вам так важно убраться отсюда немедля — идите! Я вас не удерживаю! А я останусь и посмотрю, чем смогу помочь, тем, кто выжил! Я спать не смогу, если хотя бы не попытаюсь помочь!

Выражение его белеющего в темноте лица не дрогнуло:

 — Вы не знаете, о чем говорите. А я знаю. И…

Раздражение во мне нарастало в геометрической прогрессии. В конце концов, не выдержав, я его перебила и прошипела:

 — Вы слишком много говорите! Я вам уже сказала — я вас не держу! Идите!

С этими словами я повернулась к своему спасителю спиной и побрела в ту сторону, откуда слышался стон. Впрочем, втайне надеясь, что незнакомец останется джентльменом до конца и поможет мне. И я почти не ошиблась.

Не успела я сделать и шагу в сторону, как мою руку повыше локтя цепко ухватили сильные пальцы:

 — Упрямица. Ну и характер! Сочувствую тому, кого ты выберешь себе в мужья. — Я открыла рот, чтобы огрызнуться. Это я упрямица? Тогда он еще упрямых не видел! Но на мое возмущение оказалось совершенно бесполезным. На него все равно никто не обращал внимания: — Раз вам так неймется, идемте, убедитесь сами. Но потом не жалуйтесь. Я вас предупреждал.

Мне пришлось, молча кусая губы сделать четыре шага влево от того места, где мы стояли. Камешки, сухие веточки и что-то колючее впивалось мне в ступни. Но я молча терпела. Кому-то сейчас еще хуже, чем мне. Так что жаловаться стыдно. Но я тихо радовалась, что на поляне было еще достаточно темно для того, чтобы я могла хоть что-то рассмотреть под ногами. Потому что босые ноги с каждым шагом скользили по чему-то мокрому, скользкому и липкому. Один раз я задела ногой чье-то оружие. Хорошо хоть не поранилась. В другой раз споткнулась обо что-то достаточно мягкое и большое. Упасть не упала, незнакомец успел меня подхватить. Но когда в голове блеснула догадка, что это чье-то мертвое тело, мне стало плохо. Но я промолчала опять. Потому что с следующим шагом мой сопровождающий прищелкнул пальцами, и в воздух взвились десятки крошечных голубоватых светлячков.

Покружившись у моего лица и вызывав у меня невольную улыбку, они спустились вниз. И я оцепенела.

Мне понадобилась почти минута, чтобы осознать, что изломанное, искореженное тело у моих ног — тот самый эльф с труднопроизносимым именем, который отказался жениться на предыдущей Призванной. То ли голубоватые огоньки так светили, то ли жизнь действительно почти уже покинула это тело, но лицо эльфа было восково-безжизненным. Мне даже показалось, что кончики острых ушей, выглядывающих среди спутанных и залитых кровью волос, безжизненно поникли. У меня сжалось сердце.

Эльф медленно, с видимым трудом приоткрыл веки. На меня уставились мутные, потемневшие почти до синевы глаза первородного:

 — Призванная… живая… это хорошо… Значит, я… кровью… смыл оскорбление… нанесенное Пресветлой госпоже… Жаль… то дальше… придется… тебе добираться… самой…

У меня за спиной тихо хмыкнули:

 — Что, Мириэнлиниэль, на этот раз эльфы перехитрили сами себя? Неужто вы думали, что сможете управлять троллями? Какая неосмотрительная глупость с вашей стороны! А за Призванную не переживай, я буду ее охранять до тех пор, пока она не определится с выбором.