– Чертова актриса! – зашипел Такуми, когда она проходила мимо.

– Стратегия, – бросила она, не глядя.

Последние минуты стали испытанием на прочность. Мяч летел к Аяко после подбора. Она замерла на трёхочковой линии, окружённая защитниками. Хару рванулся к кольцу, крикнув:

– Давай!

Она сделала вид, что бросает, заставив противника подпрыгнуть, и низом отпасовала Хару. Удар! Свисток! Дополнительный штрафной. Когда Хару забил, счёт сравнялся.

Душ после тренировки оглушал шумом падающей воды. Хару стоял под ледяными струями, пытаясь заглушить жжение в мышцах. За соседней ширмой услышал голоса:

– Фудзивара сегодня тащила, как танк, – это Кэнто.

– И хромала как актёр, – проворчал Юдзо. – Надо бы проверить, не симулянтка ли.

Хару резко распахнул занавеску:

– Её лодыжку распухшей видел? Лучше подкачай свою реакцию.

На выходе Аяко ждала его, опираясь на велосипед.

– Зачем защищал? Сама справлюсь.

– Знаю, – он пожал плечами. – Но Такуми играет грязно.

Она протянула ему коробку:

– Тайяки. Долг за совет.

В коробке лежали рыбки с шоколадной начинкой – его любимые.

– Как узнала?

– Видела, как ты их покупаешь после школы.

Они шли вдоль канала, где фонари отражались в чёрной воде. Аяко внезапно остановилась:

– Сегодня спасибо. За пас.

– Спасибо за доверие, – он улыбнулся.

– Не доверие, – она поправила шарф. – Расчёт. Ты был открыт.

Хару рассмеялся, и смех разнёсся над водой.

У её дома они столкнулись с Такуми. Он прислонился к стене, куря:

– Опять вместе? Мило. Напоминаю, Фудзивара: срок – две недели.

– Уйди, – буркнула Аяко.

– Или что? – он бросил окурок под ноги Хару. – Твой мальчик защитит?

Хару шагнул вперёд, закрывая её:

– Попробуй тронуть.

Такуми плюнул, но отступил. Когда его шаги затихли, Аяко прошептала:

– Не лезь. Это мои войны.

– Теперь наши, – твёрдо сказал Хару.

На следующий день в спортзале Аяко принесла медицинскую справку. Ямада хмуро просмотрел её:

– Отстранена на неделю. Будешь работать с данными.

Она кивнула, садясь за тренерский стол. Когда Хару забил сложный бросок, их взгляды встретились. Она подняла большой палец – впервые за всё время. В этот момент он понял: тренировка закончилась. Началось что-то важнее.

Вечером Хару разбирал записи матчей на ноутбуке, когда пришло сообщение: «Спасибо за рыбки. Завтра принесу твои – с ванилью. А.» Он откинулся на стуле, глядя на луну за окном. Внизу, на пустынной улице, мелькнула тень в чёрной куртке. Хару прищурился – нет, показалось. Но ощущение, что за ним следят, не исчезло до самого утра.

Ветер выл в щелях старых рам, словно призрак, запертый в школьных стенах. Хару сидел на трибуне пустого спортзала, мяч неподвижно лежал у его ног. За окном небо было цвета синяка – лиловое, тяжёлое, готовое пролиться яростью. Он сжал ладони, пытаясь заглушить гул в ушах, но внутренний шторм лишь нарастал. Сегодняшняя тренировка провалилась: пасы шли мимо, броски не долетали до кольца, а тренер Ямада бросил сквозь зубы: «Или соберись, или уступи место тем, кто не боится играть». Последние слова впились в память острее шипов.

Он встал, подошёл к центру площадки. Паркет под ногами казался зыбким, как палуба во время качки. Первый бросок – мяч ударился в дужку кольца, отскочил с глухим эхом. Второй – промах. Третий Хару зажмурился, услышав в голове голос отца, произносившего десять лет назад на пляже в Окинаве: «Волны не враги, сынок. Ты должен почувствовать их ритм, стать частью шторма». Тогда, в семь лет, он не смог встать на доску для сёрфинга, захлебнувшись солёной водой и стыдом. Теперь баскетбольный мяч стал его непокорной волной.