– Ждёшь принцессу? – Такуми щёлкнул зажигалкой, прикуривая сигарету.

– Тебе какое дело?

– Предупредить: сегодня её долги выставляют на аукцион. – Он выпустил дым колечками. – Клуб «Оникс» закрывается. Брат распродаёт активы. В том числе контракт на её позор.

Аяко появилась внезапно, будто выраста из тени небоскрёба. В чёрном пальто с поднятым воротником, она казалась тенью, оторвавшейся от асфальта.

– Поехали, – сказала она, не глядя на Такуми.

– Куда? – удивился Хару.

– Туда, где свет ярче теней.

Они сели на трамвай, петляющий по набережной. Аяко молча смотрела на мост Бэй-Бридж, подвешенный на золотых нитях огней.

– Кай любил здесь гулять, – она провела пальцем по запотевшему стеклу. – Говорил, город как живой организм. Вены – дороги, свет – нейроны.

– А что сердце?

– Порт. Оттуда всё начиналось.

На рынке «Мото-Мачи» пахло жареными гребешками и имбирём. Аяко купила тайяки в форме карпа, протянула один Хару:

– Держи. Карп, преодолевший водопад, становится драконом.

– Мы драконы?

– Пока только рыбы в мутной воде.

У стен храма Сёфуку-дзи они встретили старика, писавшего иероглифы водой на камнях.

– Угадайте, что пишу? – его кисть скользила, оставляя невидимые следы.

– «Судьба», – предположил Хару.

– «Выбор», – сказала Аяко.

Старик рассмеялся, указывая на высыхающие камни:

– Оба ответа верны. Потому что следы исчезают, но камни помнят воду.

На смотровой площадке Landmark Tower ветер срывал слова с губ. Внизу город стелился ковром из рубинов и сапфиров. Аяко достала из сумки конверт:

– Документы на долг. Сегодня их продадут с молотка.

– Что будет, если не заплатим?

– Моё лицо появится на сайтах букмекеров как символ предательства.

Хару разорвал конверт, выпустив клочки в ветер:

– Пусть попробуют найти.

Они спустились в подземный переход, где уличный скрипач играл «L’amour est un oiseau reelle». Аяко остановилась, закрыв глаза:

– Мама Кая пела это, когда готовила рамен.

– Ты скучаешь по ним?

– Я скучаю по себе той. Которая верила, что свет гаснет только на рассвете.

В кафе «Red Brick» Аяко заказала два горячих шоколада с перцем.

– Кай ненавидел сладкое. Я тайком добавляла сахар в его кофе.

– Почему?

– Чтобы он узнал: жизнь не всегда горькая.

Хару взял её руку. На запястье шрам блестел под неоновой вывеской.

– Такуми сказал про аукцион.

– Знаю. Я позвонила брату Такуми. Сказала: продавай. Но пришли взглянуть в глаза тем, кто купит мой позор.

– Это безумие!

– Нет, – она коснулась его губи кончиком пальца. – Это свобода.

Клуб «Оникс» оказался дверью без вывески в переулке за рыбным рынком. Внутри пахло табаком и дорогим коньяком. За столом сидели трое мужчин в костюмах, разглядывая проекцию на стене: фото Аяко с подписью «Девушка, продавшая финал».

– Стартовая цена – 300 тысяч, – объявил аукционист.

Хару шагнул вперёд:

– 500. И требую удалить фото.

– Мальчик, тут не детский сад, – засмеялся один из покупателей.

– 700! – Аяко встала рядом. – И добавьте моё новое фото.

Она бросила на стол снимок: Кай обнимает её на подиуме после победы. На обороте – его почерк: «Честность дороже трофеев».

Тишина. Аукционист кашлянул:

– Лот снят с торгов. Архив – к уничтожению.

На крыше «Оникса» они смотрели, как грузовик с документами уезжает в ночь. Аяко достала чек на 700 тысяч:

– Деньги от продажи квартиры бабушки. Теперь я свободна.

– Что будешь делать?

– Куплю два велосипеда. Научись кататься.

Они шли к станции, когда из темноты вынырнул Такуми. В руках – бейсбольная бита.

– Брат в ярости. Вы испортили сделку.

Хару прикрыл Аяко, но она вышла вперёд:

– Ударь. Но знай: завтра я приду в школу с этим, – она показала диктофон. – Запись твоих угроз уже в облаке.