Временный допуск на осмотр был одобрен по запросу судьи. Всё строго – 30 минут, под присмотром. Без съёмки. Без прикосновений.

– Пятнадцатый этаж, – сказал охранник. – 1502. Вам откроет патрульный. И, эй… – Он слегка понизил голос. – Если вы меня спросите… я не верю, что этот парень её убил.

– Почему?

– Потому что у него в глазах страх. А у настоящих убийц – только пустота.

Лифт поднялся плавно, беззвучно, как будто знал, кого везёт. Дверь открыл молодой патрульный – бледный, с мешками под глазами и без особого желания спорить.

– Я здесь, потому что так надо, – сказал он. – Камеры не включены. Если не будете трогать вещи – вопросов не будет.

Майкл кивнул.

– Мне нужно осмотреть всё глазами, не руками.

– Глаза – не улика, – пробормотал тот и отступил.

Квартира была просторной, светлой, минималистичной. Белые стены. Деревянный пол. Полки с книгами – вперемешку с вырезками из газет, аккуратно сложенными. На подоконнике – мёртвый суккулент. На кофейном столике – только кружка и тонкая полоска пыли вокруг неё.

Вот что бросилось в глаза сразу: – ничего не было двойным. Один стул. Одна чашка. Одна вилка в раковине. Жила как будто только для себя.

Майкл прошёл на кухню. Здесь стояла та самая полка, где, по протоколу, нашли нож с отпечатками Игоря. Он осмотрел полку. Следы пыли были стерты неровно. Как будто кто-то вытирал рукой, но не знал, где именно лежал нож.

Это была неуверенная чистка. Не уборка, а инсценировка чистоты.

Он присел рядом с обеденным столом. Потрогал нижнюю часть – там, где обычно крепят скрытые диктофоны. Ничего.

Но в углу комнаты стоял шкаф с книгами. Открытые полки, сверху – закрытая секция. Металлическая ручка. Он не трогал её. Но посмотрел – и заметил: на лакированной поверхности – пыль. Почти везде.

Кроме прямоугольного следа.

Коробка. Примерно 30 на 20 сантиметров. Её недавно убрали. И не поставили ничего вместо.

Значит – забрали. Значит, кто-то был здесь после полиции. Или до. Или между визитами.

Он сделал шаг назад. Потянулся к полке с бумагами. Бумаг не было. Только обрывок бумажной ленты с логотипом "GreenStation Storage". Хранилище. Склад. Необычное место для журналистки. Особенно – живущей с минимумом вещей.

И запах. Он почувствовал его, как только вошёл в спальню. Тот самый. Тот, что он уже ощущал в «редакционной кладовке». Тот же парфюм. Синтетический, стойкий, необычно нейтральный – как будто его выбирали, чтобы не запоминался.

И теперь он был здесь, в её личной комнате.

Он подошёл к окну. Внизу – машины, люди, обычный Манхэттен. Но за стеклом – кто-то уже побывал. Кто-то, кто знал, что искать. Кто-то, кто не боялся камеры. Потому что камер не было.

На выходе он сказал патрульному:

– Кто-нибудь ещё приходил сюда за последние два дня?

– Нет. Только следователь Хоскинс. На повторную проверку.

– Он был один?

– Не знаю. Но вышел – не с пустыми руками.

Майкл кивнул.

И на лифте вниз он думал только об одном: Что бы ни было в этой квартире – оно должно было исчезнуть. А значит, ему нужно найти тех, кто не успел убрать всё.

Офис пах кофе с корицей – это была единственная роскошь, которую Майкл себе позволял. Он сидел за столом в тишине и листал старые публикации Эмили Фостер, распечатанные из архивов. Бумага тёплая, словно впитавшая её голос.

Заголовки:

– "Голос мэра: сколько стоит лоббизм в Совете?"

– "Невидимые камеры: кто следит за школьниками в Нью-Йорке?"

– "Улица, которой нет: как строят дома без адресов и разрешений."

Во всех статьях – структура. В каждом абзаце – пунктир, который соединял точки.

Она не просто писала. Она проектировала.