Включив свет, я тут же зажмурилась. Спросонок ночная лампа казалась мощнее любого прожектора. Часы показывали начало пятого. Я нахмурилась.

Готовясь к крупной сделке или важным переговорам, муж частенько полуночничал, и я считала своей святой обязанностью подобного не допускать. Усталость в бою не союзник.

Закутавшись в длинный халат с нежной кружевной отделкой, я отправилась в кабинет. Он располагался на первом этаже, выходя огромными окнами на озеро.

Дом мирно спал, лишь в коридорах едва ощутимо горели бра на стенах. Но их слабого света было недостаточно, чтобы осветить все закоулки большого дома. Да этого и не требовалось. Бесшумно ступая босыми ногами, я спустилась вниз. Машинально отметила, что умничка Полли проследила за тем, чтобы нанятая по случаю торжества бригада уборщиков привела особняк в порядок. Все было прибрано и едва ли не сияло чистотой. Как и всегда.

– Это жестоко!

Голос сестры растревожил ночью тишь. Я замерла в изумлении. Лара обожала торжества. Каждое она воспринимала как вызов, стараясь затмить любую даму. Зная о пристрастии сестры, я приглашала ее и на балы, что устраивались в особняке. После торжеств, когда разъезжались гости, она и Федор всегда оставались на ночь. Но гостевая спальня, где они обычно останавливались, была на втором этаже. И делать здесь ей совершенно нечего. Разве что и Лару одолела бессонница.

Заранее беспокоясь о мытарствах близких, я шла на свет, падающий в коридор из приоткрытой двери кабинета. Но войти так и не осмелилась.

Потянувшись к дверной ручке, я замерла словно громом пораженная. Скрытая во тьме коридора я отлично видела разыгравшуюся сцену.

Забившись в угол мягкого кресла, Лара закрыла лицо ладонями. Горько всхлипнула. Но тут же резко вскочила и бросилась к мужу. Давид стоял подле своего стола. Лицо холодное, безучастное. А в уголках губ насмешка.

Схватив за грудки, Лара обратила к моему мужу заплаканное лицо. Он недовольно поморщился.

Сестра воскликнула с надрывом:

– За что ты так жесток со мной?

– Оставь эти сцены для своего мужа, – поморщился он и попытался высвободиться. Но она еще сильнее вцепилась в тонкий хлопок его рубашки.

– Ты же знаешь, я не люблю его и никогда не любила! Одно твое слово, и…

– Мне плевать.

Лара громко всхлипнула. Застонала не то с болью, не то с истомой. Обхватив его обеими руками, прижалась все телом.

Она была хороша и отлично это понимала. Несколько слезинок не испортили ее личико. А полупрозрачный пеньюар открывал все достоинства фигуры.

– Скажи, скажи, что все еще хочешь меня…

– Я не настолько люблю свои ошибки, чтобы помнить о них до конца жизни.

– Ошибки? Я – ошибка?

– Кто же еще?

– Но ты… ты же был счастлив со мной!

– Не обольщайся, – одним резким сильным движением разбив кольцо ее рук, усмехнулся Давид. – Я никогда не видел разницы между тобой и всеми остальными. Что одна гулящая девка, что другая. Все на одно лицо.

Лара вздрогнула. Побелела от ярости. Спросила со зловещим шепотом:

– Это я гулящая?

Давид равнодушно пожал плечами. Похоже, эта сцена была вовсе не нова. И изрядно наскучила ему.

– А она, что же, лучше? Твоя идеальная Белль? Моя чертова сестрица!

– Осторожно, – тихо сказал Давид. И Лара побледнела еще больше.

Но как бы зла она ни была, все же не теряла разума. Быстро сменив тактику, вновь бросилась к нему. Пеньюар ее распахнулся, обнажая пышную грудь.

А едва она приблизилась, как Давид выбросил вперед руку. Схватил ее за плечо. Прошептал ей что-то и отшвырнул в сторону. Не удержавшись, она рухнула на пол. Распластавшись у его ног, некрасиво зарыдала. Муж посмотрел на нее с нескрываемым презрением, поморщился в досаде.