Е.Ж.: Вы написали книги о войне, которые стали классикой. Тревожат ли Вас воспоминания о ней сегодня?

Г.Б.: Война осталась в моей памяти как тяжелое, страшное время, но и как эпоха большого товарищества. Каждый раз, когда я вспоминаю своих фронтовых друзей, испытываю ностальгию и нежность.

Олег Фарафонтов

Геолог

Я видел недоверие в глазах мамы. После долгого молчания она прошептала: «Это ты?»

Родился в городе Воскресенске на реке Истра в Московской области. Был ранен и попал в плен 22 июня 1941 года в Бресте. До 1945 года – заключенный немецких концлагерей. После освобождения пять месяцев находился под наблюдением СМЕРШа. По возвращении в Москву окончил институт по специальности «геология».

О.Ф.: Я родился 18 сентября 1922 года. В 1930-м пошел учиться в одну из лучших московских школ № 25. В нее ходила дочь Сталина Светлана и многие другие дети членов правительства. Одна из моих одноклассниц, Лена Бубнова, была дочерью замминистра образования. В 1933 году ее отца арестовали и расстреляли. Директор школы потребовал, чтобы десятилетняя девочка публично отреклась от своего отца. Ее брат согласился, а Лена наотрез отказалась, и ее отправили в детский дом в Сибирь. Мне тоже пришлось уйти из школы после третьего класса. Моя семья считалась «подозрительной»: папа происходил из древней дворянской семьи.

В 1941 году меня призвали в армию. Наш полк располагался рядом с Брестской крепостью. Я всегда был тщедушным ребенком, во всех спортивных соревнованиях и на тренировках отстающий. Нагрузки на военной службе были для меня очень тяжелыми.

Мое первое увольнение выпало на 22 июня 1941 года! Я хотел пойти в город, чтобы сфотографироваться в форме. Но в этот день мы проснулись от дикого шума: нас бомбили.


bbbЕ.Ж.: Олег Владимирович, Вы служили на границе. Неужели и для пограничников нападение Германии было неожиданным?ddd

О.Ф.: Никто из нас не думал, что война начнется таким образом. Мы совершенно не были готовы отразить атаку той ночью. Я, конечно, знал, что международное положение было напряженным, что когда-нибудь придется сражаться с немцами, но мы не представляли себе, что это произойдет на нашей территории!

Правда, за четыре дня до этого, 18 июня, нас подняли по тревоге. Командир приказал эвакуировать всех больных. Был дан приказ рыть окопы и наводить пушки на Тиресполь, находившийся на противоположном берегу и оккупированный немцами. Часов пять мы просидели в окопах, потом нас отправили обратно в казармы. Мы думали, что это обычные учения.

Вечером 21 июня я нес пограничную службу на реке Буг. Вернулся уже поздней ночью. На рассвете проснулся от шума и треска: окна разлетались вдребезги. Наш командир Дубинин кричал во всю мочь: «К оружию! Хватайте винтовки!» Они были пронумерованы, и я начал искать свою. Дубинин толкнул меня: «Нашел время выбирать! Бери любую и стреляй!» В следующий момент он уже прижимал меня к полу. Пуля просвистела над нашими головами. Стреляли прямо в нас! Через несколько мгновений крыша загорелась и стала проваливаться. Большинство моих товарищей не успели выскочить из горящей казармы и погибли на месте. Они сгорели заживо. Из нашей батареи оставались только я и Дубинин, который как-то нашел лошадь и умчался на ней.

Не знаю, как я добежал до конюшни, где уже пряталось несколько солдат. Они все были безоружны: не успели взять свои винтовки. Сержант второй батареи, босой, со штыком в руках, воскликнул, глядя на меня: «Да ты ранен! У тебя все брюки в крови!» Только увидев кровь, я почувствовал сильную боль в левой ноге. Оказалось, что через нее прошли три пули. Только наши солдаты успели спрятаться в соломе, как в конюшню вошли немцы. Один из вражеских танков сломал стену, пройдя по телам нескольких моих товарищей, и остановился рядом со мной. За танком вошли солдаты со штыками на винтовках. Не знаю почему, но я обратил внимание на то, что они были плоские, как ножи. А в следующий момент один немец выдернул меня из соломы. Так я стал пленным.