Е.Ж.: А любовь? Фронтовые романы?

Г.Б.: Я тогда был очень молод, и у меня не было любовных приключений за все время войны. Хотя однажды, во время моего пребывания в госпитале, я влюбился в одну медсестру, намного старше меня. Но роман долго не продлился – она была замужем. Наверняка были любовные истории, несмотря на тяжесть условий военной жизни, и даже очень романтические, но это прошло мимо меня. Жизнь солдат на войне именно тем и тяжела, что они лишены ласки и любви.

Е.Ж.: Рассказывают, что советские солдаты за границей насиловали женщин. По немецким данным, таких случаев было около двух миллионов...

Г.Б.: Я не в курсе этой статистики. В моих мемуарах «Мои две жизни» я рассказываю об одной из таких сцен в Австрии. Но это была не австрийка, а русская, которую немцы заставили работать на них. Солдаты стояли в очереди и насиловали несчастную женщину. Война – это трагедия, которая подчас превращает людей в диких животных! Трудно было помешать мстить людям, которые потеряли родных, друзей... В начале войны мы думали, что немецкие солдаты – это рабочие, которых Гитлер заставил воевать против нас. К концу войны эта иллюзия у нас совершенно исчезла. Большинство немцев воевали с уверенностью, что воюют с низшей расой, что, по их мнению, оправдывало все действия. Что же удивляться, что советские солдаты, захватив Германию, были одержимы чувством мести и позволяли себе распускать руки, несмотря на приказы высшего командования о запрете враждебных актов по отношению к гражданскому населению. Всякая война влечет за собой приступы ярости, не поддающейся никакому контролю.

Е.Ж.: Как Вы в целом оцениваете роль Сталина в войне?

Г.Б.: Когда мы были молодыми, мы преклонялись перед Сталиным. Он был нашим идеалом и вождем. Мы готовы были отдать за него жизни, не колеблясь. Это было результатом нашего воспитания. С ранних лет нам внушали, что мы всем обязаны Сталину, что он думал о нас и защищал. Даже напротив окон нашей квартиры висел его огромный портрет.

Только после войны я узнал, что по его приказу были расстреляны тысячи офицеров, и армия была обезглавлена. Наполеон сказал, что армия львов, во главе которой стоит баран, слабее, чем армия баранов, во главе которой стоит лев. Все высшее командование нашей армии было уничтожено. Из всех маршалов Сталин оставил только двоих, наименее талантливых, Буденного и Ворошилова. Другие, обладающие настоящим военным дарованием, как Тухаческий и Якир, были расстреляны. Офицеры высшего состава должны были проходить восемь лет специальной подготовки, не говоря уже о маршалах. Какие у нас были военачальники? Жуков, Василевский, Рокоссовский, Мерецков, освобожденные из ГУЛАГа указом Сталина. Нашей армии катастрофически не хватало опытных офицеров. Поэтому мы не смогли дать отпор Гитлеру в самом начале войны. Но что может понять семнадцатилетний мальчик, выпускник школы, в политике? В газетах часто печатали списки врагов народа. Это было страшно. Мой дядя, врач, каждую ночь стоял около окна и как будто ждал чего-то. Позже я понял, что он боялся ареста.

Е.Ж.: Почему Сталин не хотел верить, что война неизбежна?

Г.Б.: Я думаю, что он просто боялся этого. К тому же Сталин испытывал доверие к фюреру, который был из той же породы людей, что и он. Гитлер однажды сказал: «Когда мы завоюем Россию, мы оставим Сталина управлять ею!» Сталин восхищался Гитлером, особенно тем, как он избавился от генерала Роммеля.

Е.Ж.: Что Вы думали о германо-советском Пакте?

Г.Б.: В 39-м году я еще жил у дяди в Москве. Однажды, выходя из дома, я увидел толпу людей перед стендом с газетами. Все стояли молча, с мрачными лицами. Я подошел ближе, увидел фотографию Молотова и Риббентропа и прочитал статью, в которой говорилось о подписании Пакта о ненападении между Советским Союзом и Германией. Я не знал, что об этом думать. Перед сном дядя сказал мне: «Все это очень и очень плохо». В то время я не мог понять последствий такого соглашения. Я ненавидел фашизм изо всех сил и очень хотел поехать в Испанию, чтобы сражаться там.