Участница парада колонны Агилучос в Барселоне перед отправкой на Арагонский фронт (28 августа 1936 г.).^>*18

…Нам скоро опять в отель Колон. Вторую неделю, ожидая смены, настоящего дела, фронта, сражений, несем мы эту беспокойную службу. Ни днем, ни ночью покоя! Поздно вечером, когда, наконец, стихает гул в отделах и подотделах и задерганные за день работники аппарата расходятся кто куда (большинство спит там же, в отделе), мы с Балковенко станем на вахту, у парапета. Остаток парапета из побелевших на солнце мешков с песком перешел к нам по наследству от мятежников, которые засели в отеле во время июльских событий. И многие ребята, с которыми мы сейчас охраняем ЦК, участвовали в штурме этого опасного осиного гнезда.

Ночью, в общем, не так уже плохо стоять на часах. Вот только спать зверски хочется. Порой не дождешься смены – идешь в караульное помещение, разместившееся в бывшей швейцарской, и расталкиваешь кого надо.

Площадь почти безлюдна к утру. Она чем-то напоминает плас де л’Этуаль[21]. К ней тоже сходятся широкие бульвары, улицы. Только без памятника Неизвестному солдату под Триумфальной аркой – арк де триомф. Что-то сейчас поделывает Жаклин? Площадь уснула. А за ней спит город – еще без кошмаров ночных бомбардировок – с воздуха и с моря, еще не разрушенный, еще не голодный… И я жестом приглашаю редких прохожих держаться от отеля на некотором расстоянии.

Но вот вдали показывается легковая – коче.

На всякий случай скрываемся за парапетом. У нас уже есть опыт. Чуть ли не в первую ночь из такой вот бешено мчащейся машины по отелю дали автоматную очередь.

Днем еще беспокойнее. Днем мы стоим у входной двери в самом здании. Нет, пропусков мы не требуем. Никаких пропусков! Партийный билет или профсоюзную карточку! Все. Достаточно. Проходите.

И еще мы должны принимать на хранение оружие у входящих.

Вот здесь-то и начинается.

Ворвется, порой, обвеянный фронтовым ветром, весь обвешанный оружием, только что прибывший оттуда хефе (командир). Ты тянешься к его автомату.

– Нунка (никогда), – почти кричит торопящийся хефе.

– Ты, что ли, его мне давал? – Еще хорошо, если на счет тыловых крыс – энчуфадос – не начнет прохаживаться.

Кто-нибудь из нас молча следует за строптивым в отдел, куда тот направляется. Не драться же. Там снова спорим. И не всегда спор в нашу пользу. Потому что оружие – это украшение, гордость воина, и достается оно, если не всегда в бою, то с боем. И расстаются с ним, поэтому неохотно.

Вот так и живем. Сменяют на часах – отправляемся бродить по Барселоне. Или читаем газеты: все подряд от «Мундо Обреро»[22] до барселонской «Оя дел Лунес»[23], выходившей одна одинешенька по понедельникам. Ждем Журавлева или идем к нему в отельчик около Рамблы в надежде застать там и Глиноедского. Но и Бориса не часто встретишь. Совсем замотался наш бывший возвращенческий парторг, похудел. Не так-то легко вырвать батарею. Не так-то легко в этом водовороте встретиться парижским Друзьям Советской Родины.

Отправка на фронт в Сарагосу (29 августа 1936 г.).^>*19

Но мы с Балковенко не потеряны. Мы не одни. Товарищ Маноло из отдела ЦК ПСУК в караулке частый гость. Живой, общительный, интеллектуально-тонкий, мыслящий, он в совершенстве владеет французским, и мы осаждаем его расспросами. Обо всем на свете: о подавлении мятежа и наших успехах. Они оказываются грандиозными. О президенте Каталонии – Компанисе[24] (так себе) и о последних неблагоприятных решениях Лиги Наций. И о том, как относится Народный фронт – френте популар – к церкви и о причинах распространенности анархизма в Каталонии. Он казался мне в Тулузе небольшой сектой, а здесь вот пышно расцвел – не сравнить со скромным влиянием социалистов и коммунистов, объединившихся совсем недавно в ПСУК. Уж не является ли анархизм южной версией социализма – по-южному страстно бурной и детской? Настоящий социализм представлен Социалистической объединенной партией. И о том, почему так долго длится всенародный праздник. И почему партийная рознь. И о том, как относятся последователи Бакунина