– Как, не дурна? Та, шатенка.
– Она тебе глазки состроила.
– Нет, это тебе. У меня в Париже Жаклин.
Мы сменились на часах у отеля Колон, где находится ЦК Социалистической объединенной партии Каталонии (сокращенно ПСУК) и пошли втроем бродить в пряной прохладе летнего утра по расфранченным бульварам, улицам и площадям с реющими флагами – местам горячих схваток 19–20 июля. По памятным местам.
Баррикада на авениде Параллель в Барселоне (19–21 июля 1936 г.).>*10
Баррикада в районе де Грасия в Барселоне (19–21 июля 1936 г.).>*11
Баррикада на улице Майор де Грасия в Барселоне (19–21 июля 1936 г.).>*12
– Вот здесь, на углу этой улочки, – ногой небрежно на неразобранную баррикаду из брусчатки мостовой, – мы сидим, выставили ружья, а гуардия сивиль[14] (жандармы) – там. Мы им: «Да здравствует Республика!» (темную горра еще набекрень так, чтобы была видна блестящая, густо смазанная растительным маслом темная, как смоль, прическа). Потом – залп! Те – драпать…
По памятным местам горячих схваток. И по широкой тенистой Рамбла, той, что от площади Каталонии, на которой отель Колон, идет к порту, к китайскому кварталу (баррио де чинос), где днем и ночью в подслеповатых кабачках шумят и пьют. Пьют и поют, и ищут любви.
В потоках веселых барселонцев, мимо шумных про́водов, несущихся на расписанных призывами, лозунгами грузовиках, в автобусах и кочес[15] – на фронт, к победе.
Вдоль сплошного ковра разноцветных флагов, панно и портретов, ковра от крыш до тротуаров. Под огромными лозунгами через улицы – «Да здравствует Каталония!» и «Мы победили!», среди криков и ликования, среди шума до наступления жары и часа комиды (принятия пищи). Праздник, как 14 июля в Париже. Нет, ярче, цветистее, он не прекращается вот уже месяц.
В группе охраны ЦК ПСУК мы недавно. Попали сюда на второй день после приезда в Барселону.
Тогда ночью, на привокзальной площади, нас всех посадили в грузовики, долго бешено мчали по освещенному городу, крутили до одури на поворотах. Остановились у глухой стены – у бывшей казармы гуардии сивиль, а теперь – анархистов.
Часовым объявили, что прибыл отряд из Порт Боу. Ворота казармы, несмотря на поздний час, тут же открылись, и мы гуськом пробрались по полуосвещенным коридорам вдоль призывно храпящих и сопящих дортуаров[16]. Разыскали еще не занятое помещение, принесли из соседней комнаты матрасы почище, завалились спать. Без особых церемоний все трое, нет, четверо рядышком.
Основательно выспались. В полдень заправились аппетитным аррос кон асейте (рис на растительном масле) и кофе. Потом пошли регистрироваться в канцелярию, а потом Борис отправился на розыски наших – коммунистов.
В канцелярии все происходило примерно как в Запорожской Сечи с вновь прибывшим:
– Имя, фамилия?
Мы отвечали.
– На фронт?
– На фронт!
– В колонну Дуррути[17], – объявлял батька-регистратор, – на Сарагосу[18].
Буэнавентура Дуррути.>*13
После чего каждый шел в свой курень – опять на двор или спать до первой оказии на фронт.
Мы тоже приехали сражаться, но нам еще надо было к своим. Так в Париже было велено. И Журавлев – он всегда у нас за старшего – сказал: «Ждите здесь». И ушел в город.
Авенида Диагональ (1931–1938 гг.).>*14
Балковенко и наш новый приятель Жоро из Тулузы решили немного поспать, а я жадно вбирал впечатления первого дня.
Было на что посмотреть. Народу в казарме – уйма. Кто не доспал, тот дремлет тут же во дворе – в тени. Другие слоняются без дела. Собираются кучками – шумят, спорят, хохочут. Корпуса казармы гудят. Окна – настежь. Ворота – тоже. Входят и выходят – группами, в одиночку. Часто с родственниками, чаще с девчатами в обнимку.