– А с чего ты взял, что это ошибка? – прошипела она и резко вскинула голову, не в силах больше сдерживать накопившееся раздражение и отчаяние. – Потому что я ценный актив и принадлежу Восточной Германии? Но ведь мне даже не разрешают учиться на медицинском, Пауль. Я не могу стать врачом, и все, над чем я так долго работала, все мое образование теперь полетит коту под хвост. Но ты не волнуйся, – она с горечью махнула в воздухе злополучным письмом, уже не беспокоясь, что громкий разговор может разбудить отца, – портниха в Митте ищет помощницу.

– Не вижу трагедии, – огрызнулся Пауль. – Нормальный квалифицированный труд. Радуйся, что хоть такое место нашла, а то тебя могли распределить на какую-нибудь фабрику стоять у конвейера. – Он помолчал, а потом продолжил: – Лиза, ты скоро станешь мамой. Как ты собираешься совмещать учебу в университете и заботу о ребенке?

– Точно так же, как совмещают все работающие мамочки. – Она скептически тряхнула головой. – В Митте могут найти другую швею, но я-то не могу найти себе другого мужа.

– Он же тебе не муж!

– Так нечестно! – вспыхнула Лиза.

Она с вызовом уставилась на брата, но тот молчал, и тогда она в сердцах швырнула ручку с бумагой на журнальный столик. Пауль явно не хотел ей помогать, но и уходить из гостиной тоже не собирался, поэтому Лиза просто сдвинула его бутылку водки, расчищая себе место, и принялась строчить прошение, даже не успевая подумать над формулировками.

Она скорее услышала, чем увидела, как брат пересел на диван, тяжело ступая по скрипучему полу.

– Жаль, что все так вышло. – Пауль откинулся на спинку дивана и налил себе еще водки. – Правда жаль, Лиза. Но ты должна знать: что бы ты ни делала… ничего не выйдет. – Он наклонился к ней, хотя в глаза смотреть остерегался. – Вот и это прошение тебе ничем не поможет. Только сама себе жизнь усложнишь. И чем больше ты рвешься на Запад, тем выше риск для нас всех.

Лиза так и замерла, уткнув кончик ручки в бумагу.

– Ты и без того запятнала свое будущее, когда попыталась бежать. А об отце ты подумала? А обо мне? По-твоему, папе дадут другую квартиру, если его дочь заклеймят как диссидентку? – В голосе Пауля зазвучали жесткие ледяные нотки. – Помнишь, Хорста на той неделе повысили? А меня – нет, и как ты думаешь, почему?

– Какая жалость, – не без иронии пропела Лиза. – Бедного Пауля обделили.

– Я всегда был и буду рядом с тобой, – пригвоздил тот, решив не обращать внимания на издевку, и допил последние капли водки. – Я планирую и дальше заботиться и о тебе, и о ребенке. Мы с отцом сделаем все, что в наших силах, чтобы вы жили счастливо. – Он вскинул голову и посмотрел Лизе прямо в лицо, и она увидела в глазах брата отражение собственного ребячества и инфантильности. – Но ты должна понимать, что сама подвергаешь нас опасности.

– А если я на все наплюю? – фыркнула она и покрепче вцепилась в ручку. – Если и дальше буду пытаться сбежать?

– Тогда имей в виду, что пограничникам дан четкий приказ стрелять на поражение.

Часы, казалось, затикали громче. Пауль поднялся с дивана.

– Ты скоро станешь мамой, Лиза. Кончай творить глупости. – Брат наклонился, крепко сжал ей плечо и чмокнул в макушку. – Сейчас речь не только о твоей жизни, но и о кое-чьей еще.

Октябрь 1961 года

«У Зигги» было накурено, хоть топор вешай, и клубы белесого дыма закрывали лица давних завсегдатаев, которые громко переговаривались возле музыкального автомата.

Втиснувшись за столик в виниловой кабинке, Юрген и Вольф подняли пивные кружки, и Ули с рассеянной улыбкой легонько чокнулся с ними. В последнее время в