И вообще, правда ли она перепробовала все способы пробиться через границу?

Лиза подрыгала ногами, сбрасывая с себя одеяло, вскочила с кровати, подбежала к рабочему столу, достала ручку с блокнотом и сунула между страниц письмо из Государственного секретариата. Она слышала, что люди строчат в восточногерманское правительство прошения об эмиграционных визах, но не знала, в какую именно инстанцию обращаться. Но ведь если она как следует обрисует свои обстоятельства, ей непременно помогут, верно?

Она вышла в гостиную, чтобы написать заявление там, включила свет и с удивлением обнаружила Пауля, который сидел в темноте, сжимая в руке стакан.

Брат вскинул голову и посмотрел на Лизу.

– Тебе тоже не спится? – хмыкнул он и поднес стакан к губам, отчего лед на дне тихонько звякнул. – Я бы предложил тебе водки, но ты ведь в положении…

Лиза села в кресло напротив.

– Ты, наверное, на меня злишься, – заметила она, поскольку Пауль уставился в стакан, словно изучая его прозрачное содержимое. – Но вообще-то я тогда была помолвлена, если тебя это утешит.

– По-твоему, меня заботят мелкие буржуазные формальности вроде того, не пострадала ли твоя добродетель? – ухмыльнулся брат и уперся локтями в колени. – Поверь, я не такой ретроград. Ты современная женщина и вправе поступать так, как считаешь нужным. Но не скажу, что ты выбрала легкий путь.

Лиза поудобнее устроилась в кресле и поджала под себя ноги, с облегчением поняв, что Пауль не так уж и злится.

– Мне жилось бы гораздо проще, если бы рядом со мной был муж, – призналась она, теребя лежащий у нее на коленях блокнот. – Пауль, давай по-честному: в Западный Берлин правда никак не попасть?

– Никак, – отрезал тот, поднялся с кресла и поправил абажур на настольной лампе, который Лиза чуть не свалила, пока искала выключатель. Белокурые волосы Пауля в неясном свете отливали золотом. – Закрытие границы – очень важная мера. Я знаю, тебе тяжело, но ты должна понимать, что это ради нашего же блага.

– Ради нашего же блага, – с невольным сарказмом повторила она. – Ведь нам нельзя доверять.

– Лиза, – жестко продолжил брат, – может, я и не пограничник, но я много лет работал с ними плечом к плечу и успел насмотреться, с чем мы воюем. Весси нами просто пользуются! Они приезжают в нашу часть города со своими деньгами, девальвируют нашу валюту, сметают с полок продукты и другие вещи, которые нужны нашим гражданам. Переманивают работников с наших фабрик… – Он умолк с искренне расстроенным видом, и Лиза догадалась, что дальше последует лекция о средствах производства. – Только не надо думать, что мы слишком неадекватно реагируем на мелкую контрабанду: дело куда серьезнее. Вал – это наш первый защитный рубеж от западной агрессии, от торговли людьми, шпионажа… Я немало такого повидал. А вот тебя это не коснулось, и все потому, что мои товарищи из полиции и народной армии хорошо делают свою работу.

Может, в его словах и содержалось разумное зерно, если бы не письмо с отказом из секретариата, лежащее у Лизы на коленях.

– Значит, я должна вот так взять и отказаться от всего, что мне дорого? От мужа, от образования, от карьеры – и ради чего? Ради интересов государства?

Пауль не ответил.

Разочарованная, она помахала блокнотом:

– Я тут подумываю послать прошение в Народный совет, объяснить, почему мне необходима виза на выезд…

Брат вздохнул. Лампа стояла у него за спиной, поэтому лицо оставалось в тени, однако Лиза могла с уверенностью сказать, что Паулю не нравится ее решение.

– Сестренка, пожалуйста, не совершай ошибок, которые потом не сможешь исправить.