– Хорошо.

Он помогает мне достать из багажника пикапа красную тележку, и когда его рука касается моей, я стараюсь поскорее отстраниться.

– Спасибо, что подвезли.

Я машу ему рукой на прощание, сажаю Матильду в тележку и спешу к гостинице. Джастин, сидя в машине, провожает меня взглядом.

Первым делом я замечаю, что Бишоп переполнен беглецами от пожара, едущими в покрытых пеплом машинах или бредущими с теми пожитками, которые не растеряли по пути сюда. Через дорогу стоит другая гостиница, и к ней выстроилась очередь из людей, ждущих, пока их заселят. Мы все грязные и провоняли дымом. Жители Бишопа, напротив, чисты и свежи; они суетятся, словно муравьи, чтобы нам помочь.

Из ниоткуда рядом со мной возникает женщина, держащая в руках бутылки с водой и миску для Матильды.

– Здравствуй, милая. Я Жизель из Церкви Христа, – говорит она.

Я останавливаюсь, и она начинает хлопотать вокруг нас с собакой, давая нам напиться и вытирая слизь с глаз Матильды. Затем Жизель сопровождает нас, как, наверное, поступил бы и сам Иисус.

– Тебе есть где остановиться? – спрашивает она. – У нас в церкви найдутся кровати и еда.

– Да, вон там, – хрипло отвечаю я, кивнув в сторону «Холидей инн». – Бабушка моей подруги сегодня забронировала для меня номер.

– Это хорошо. Многие гостиницы переполнены. – Она идет со мной к дверям.

По пути я замечаю на стоянке свой запыленный джип и чувствую облегчение. У Драммера получилось! Он ускользнул от огня!

Жизель остается со мной, пока я не получаю ключ-карту от номера и не уговариваю администратора гостиницы разрешить мне взять в номер Матильду.

– Спасибо, – говорю я своей провожатой.

– Не за что, – отвечает Жизель, сочувственно улыбается и кладет ладонь мне на плечо. – Не Бог устроил этот пожар, милая, но Он поможет тебе его пережить.

Я изумленно смотрю на нее: уж кому, как не мне, знать, что этот пожар устроил не Бог.

Убедившись, что помощь больше не нужна, она оставляет меня возле лифта. Оказавшись в кабине, я сгибаюсь пополам и, прикрыв лицо ладонями, громко выдыхаю. Матильда обнюхивает мое лицо и пытается лизнуть.

Поднявшись на третий этаж, я нахожу нужную дверь рядом с комнатой Лулу. Внизу мне сказали, что всего она сняла четыре номера: для себя, для внучки и два для нас с отцом. Сначала мне становится неловко, что мы занимаем столько мест, когда снаружи такая очередь из людей, которым негде остановиться, но потом соображаю, что Драммеру тоже нужна комната. Я уступлю ему свою, а сама поселюсь у отца.

Я стучу в дверь Лулу, и она впускает нас с Матильдой. Вайолет и Драммер сидят на двуспальной кровати и смотрят новости по телевизору. Пудели бросаются к Матильде, чтобы обнюхать, и она с тревогой косится на меня.

– Ханна! – Вайолет вскакивает с кровати и обнимает меня, потом наклоняется и обнимает мою собаку. – Матильда! Простите! Простите меня! – Она плачет, прижавшись лицом к рыжей шкуре.

Когда Вайолет поднимает голову и смотрит на меня, я замечаю, что она без макияжа, с мокрыми волосами и пахнет дешевым шампунем. Она переоделась в футболку с лошадками и напоминает двенадцатилетнюю девчонку.

– Я… Я не знаю, почему так на тебя раскричалась, – говорит она мне. – Прости, Хан. Пожалуйста, прости меня. Я испугалась.

Ее извинения действуют на мою ярость так же, как розовый химикат на пламя пожара, полностью ее погасив.

– У нас у всех выдался не самый легкий день, – отвечаю я, и мы слабо улыбаемся друг другу.

Она объясняет, что ее почти сразу же подобрала какая-то семья и отвезла в Бишоп, поэтому она уже давно здесь и успела принять душ.

Теперь с кровати вскакивает Драммер и крепко обнимает меня.