– Убери собаку! – кричит он. – Сейчас я их выпущу!

Я оттаскиваю Матильду с дороги. В ушах гудит, жар начинает обжигать кожу. Мужчина открывает дверь прицепа, и четыре лошади, оборвав привязи, вырываются наружу. Они несутся галопом вдоль шоссе, брыкаясь и со ржанием перепрыгивая брошенные на пути вещи. Одна из них сбивает с ног женщину, и люди вокруг начинают кричать остальным, чтобы береглись. Слезы оставляют дорожки на покрытом пеплом лице владельца, который тут же срывается с места и пускается вдогонку за лошадьми.

Матильда лижет мне руку.

– Бежим! – я хватаю ее за поводок и тяну за собой.

Порыв ветра швыряет прямо в нас сноп искр. Пепел состоит из сгоревших химикатов, машин и зданий, фотографий, пластмассовых игрушек и тел животных и людей. Мы вдыхаем его, впуская в себя, и меня охватывает приступ кашля.

Я изо всех сил тяну поводок Матильды, заставляя ее бежать. Она ускоряет шаг, но из-за перегрева надолго ее не хватает. Мы трусим вдоль желтой разделительной линии шоссе, но недостаточно быстро. Я – Дороти, она – Тотошка, и мы просто хотим домой. Из горла бедной Мэтти вырываются стоны, и я представляю себе, какую боль причиняет ее пораженным артритом лапам бег по такой твердой поверхности.

Огонь нагоняет нас, и я пытаюсь снова взять Матильду на руки, но она сопротивляется. Я не могу удержать брыкающуюся собаку. Люди пробегают мимо нас, и большинство даже не глядит в нашу сторону. Вокруг царит паника.

Мы преодолеваем еще полмили, после чего Матильда останавливается и ложится на асфальт. Она смотрит мне в глаза и виляет хвостом, словно прощаясь.

– Нет… – шепчу я, чувствуя, как ком подступает к горлу. – Давай… Ты сможешь…

Я пытаюсь поднять собаку, но она отказывается вставать. Она сдалась. Огонь приближается, и когда он будет совсем рядом, мне придется бросить Матильду. Меня сотрясают рыдания. Я прижимаюсь лицом к шерсти, вдыхая знакомый собачий запах сквозь вонь дыма.

– Я люблю тебя, Матильда.

Она виляет хвостом и прижимается мордой к моей шее.

Рев пламени приближается, становится невыносимо жарко. Слезы высыхают, не успев упасть на землю.

Вдруг сквозь шум крови в ушах я слышу рокот двигателей, поднимаю голову и замечаю огромный пузатый пожарный самолет. Я утираю слезы и смотрю, как он снижается. Десятки людей останавливаются и задирают головы.

Самолет подлетает к краю пылающего ада и сбрасывает несколько тонн огнетушащей смеси. Розовая, словно жвачка, жидкость гасит ближайшие языки пламени и покрывает машины и дорогу на пути пожара. Вокруг меня раздаются радостные крики.

Пожар беснуется и атакует смесь, но не может ее победить. Я ловлю ртом воздух, изумленно глядя на эту картину. Наступление пламени на юг сорвано, и на сердце становится легче. Пожарные выиграли для нас время. Они спасли мою собаку.

Я уговариваю Матильду идти, и она неохотно поднимается. Пройдя несколько метров, я замечаю в багажнике брошенного пикапа детскую тележку. Мысленно возблагодарив владельца, достаю тележку и помогаю Матильде забраться внутрь, а потом, взявшись за ручку, качу ее за собой и присоединяюсь к остальной толпе зомби, ковыляющих в сторону Бишопа. Позади нас бушует пожар, обозленный устроенной ему западней, и его западная кромка дотягивается до бескрайних лесов, с ревом устремляясь в сторону Йосемитского национального парка.

Те, чьи машины не сгорели, возвращаются, и на дороге возобновляется движение. Наверное, мы напоминаем колонну беженцев: половина на колесах, половина бредет на своих двоих по обочине, таща на себе все, что только можно: детей, продукты, фотографии и домашних животных. Водители, у которых в машинах еще есть свободное место, останавливаются и предлагают подвезти семьи с маленькими детьми.