Я без тебя скучаю, я без тебя грущу
Приходи ко мне скорее, забери меня с собой
Обниму тебя я крепко, никогда не отпущу
Парарам, парарам, парарам, парарарарарарам
Парарам, парарам, парарам, парарарарарарам
Что мне хочется любимый? Что хочу я, золотой?
Чтобы был со мной всегда ты, чтобы был со мной
За окошком светит солнце, дышит сладостью весна
Поцелуй мой, словно сахар, не забудешь никогда
Бим бим бим бим бим, бибимбим, бим бим бибибим
Бим бим бим бим бим, бибимбим, бим бим бибибим
В дымке синей стынет вечер, стынет вечер золотой
Как шампанское в бокале искрами стреляет в ночь
Ты уходишь, мой любимый, не спеши, постой
Мы сбежим отсюда вместе, мы сбежим отсюда прочь
Парарере бирибим, парарере бирибим, беребереберебим
Парарере бирибим, парарере бирибим, беребереберебим
Вот и всё, уходим в вечность, мы уходим в рай
Там, где солнце вечно светит, там, где вечная весна
Из любви моих колодцев сколько хочешь ты черпай
И хочу я хмельный праздник, сладкого хочу вина
На на на, на на на на, на. На, на на на на, на
На на на, на на на на, на. На, на на на на, на
Бусификация
У нас умерла бабушка. Она жила в другом городе, куда ещё война не пришла, а мы жили там, где она и не собиралась кончаться – наш город обстреливали каждый день – в основном, прилетало по промке, туда, где военные прятали свои секреты, но и самому городу доставалось – может, случайно, а может, и наводил кто. В общем, мама не могла не поехать, не хотела, чтобы её маму чужие люди хоронили. Ну, и нас с сестрой с собой взяла. Вообще-то, мы давно хотели переехать с востока поближе к столице, но у нас не было денег, а бабушка жила в однокомнатной халупе, на окраине заштатного городка. Мне – восемнадцать лет, сестре – шесть, отца ещё в пятнадцатом году забрали: пришли зимней ночью люди в форме цвета этой самой ночи и забрали. Мы до сих пор не знали, что с ним сделали, на все наши запросы никто так и не ответил, что не удивительно, в наших местах многие мужчины сгинули в застенках службы безопасности. У нас на родном языке говорить-то было опасно, не то, что иметь собственное мнение, а взгляды – тем более. Наш отец имел взгляды и не стеснялся говорить правду, за что и поплатился.
Мы собрались и пошли на вокзал – пассажирские поезда ещё ходили, хотя, чем ближе к нам подбиралась канонада, тем гуще в городе расходились слухи о том, что грядёт тотальная эвакуация, а значит, что только военный транспорт будет, а те, кто не захочет уезжать или не сможет, окажутся в заложниках у тех, кто называл себя нашими защитниками, но, на самом деле, обращался с мирным населением как настоящие оккупанты.
Перед тем, как мы пошли на вокзал, заглянули в магазин – продуктов в дорогу прикупить. Подошли. Света – моя сестрёнка – первая их увидела, она дёрнула маму за руку и показала пальцем на серый автобус с тонированными стеклами.
– Что ты! – всполошилась мама. – Не надо… пальчиком показывать неприлично. – Она другое хотела сказать, другого испугалась, но ребёнку ведь не объяснишь, что мама испугалась именно за него – те, кто сидел в автобусе, могли и ребёнка не пожалеть, если бы им показалось, что моя сестра что-то не то сделала.