Сбежать из этого жутковатого места Петя уже не мог, он бы не за что не смог незаметно пройти по внутреннему двору института – слишком много независимых друг от друга причин – глаза кадавров, глаза видеокамер. Его бы обязательно заметили ещё до того, как он бы стал перелизать через забор. А если бы ему и удалось сбежать, то его всё равно бы в покое не оставили, в конце концов, затравили бы и вырезали из головы то, что заставляло всю эту нечисть сходить с ума. Оставалось одно – принять вызов, действовать на опережение. Мысли о нужных, необходимых действиях рождались в голове Пети словно бы сами собой, возникали из ниоткуда и полностью подчиняли его себе, он не сопротивлялся, потому что понимал, что так то, что бы это ни было в его голове, защищает себя, а значит и его самого. Ещё вчера Петя был просто обычным подростком со своими причудами, а сегодня он полыхал, как негасимый факел во тьме вечной первобытной ночи. Избранным он себя не чувствовал, а скорее – тем случайным, которому и не повезло вовсе, так сложились обстоятельства, и ты обязан, должен, но Петя не возражал.

На лифте Пети подниматься не стоило. Он посмотрел, как, раздвигаясь, лязгнули двери этого железного монстра, открыв рот кабины, и понял, что наверху, на третьем этаже слишком много тех, кто мог ему помешать, они стояли и охраняли – с полдюжины кадавров, – каким бы ловким Петя себя не чувствовал, и какими бы знаниями о возможном будущем не обладал, со всеми ими он бы не справился. Оставалось подняться по лестнице, благо лифт курсировал в другом крыле здания, правом, а техномаг обитал в левом. Под свои личные покои он выбрал относительно небольшое помещение бывшей химической лаборатории, стены которой до сих пор хранили острый запах реактивов, нравящийся ему, настраивающий его на определённый лад. К тому же отсюда он мог в любой момент спуститься на личном лифте в зал ритуальной хирургии, расположенный прямо под его квартирой. Удобно, а Златорук ценил удобства, знал толк в комфорте. В личных покоях техномаг проводил ритуалы, общался с обитателями загробного мира, но не как примитивный некромант, а на совершенно ином техническом уровне. Златорук был порождением эры технического прогресса – техномагом, поэтому ему удавались вещи, недоступные другим колдунам и ведьмам, верящим в заклинания и отвары из мухоморов. Для связи с иными мирами Златорук использовал машину, которую он сам же и сконструировал, и обрюхатил своими магическими знаниями. Золотой диск диаметром в метр и восемнадцать сантиметров, с нанесёнными на него оккультными знаками, с начинкой из механизмов, способных открывать порталы в другие измерения и реальности, – Златорук поместил в угол комнаты, смотрящий на восток. Над нижним диском, ровно над ним весел другой золотой диск – меньшего размера, – при работе адской машины, с нижнего диска наверх, под углом, создавая пирамиду, били разноцветные столбики лучей, внутри которых кружились частички, похожие на огоньки. Верхний диск, когда на него попадали лучи, начинал вращаться, перемешивать их, скручивал в спираль. Получалось туманное мерцание, кружащее и пульсирующее, куда и входил техномаг, чтобы воззвать к тайным силам, чтобы приобщиться к скрытым от простых смертных знаниям. Он получал советы от мёртвых прорицателей, схемы, указания пути, но не приказы – Златорук сам раздавал их и никому не служил, а шёл к вершине один, чтобы ни с кем не делить власть и бессмертное безумие. Сегодня Златорук пережил один из самых тяжёлых для него сеансов – удерживать в повиновение силы тьмы стоило нечеловеческого напряжения ума, иначе можно было потерять себя, самому стать исполнителем чужой воли, – но он был доволен, сеанс вышел не только тяжёлым, но и на редкость плодотворным. Златоруку поведали, чёрные голоса демонов нашептали, что тот мальчик, которого к нему вёз Глотка, должен стать ключом ко всему – абсолюту власти и могущества. С этим ключом он мог открыть двери беспрекословного повиновения любых власть имущих этого мира – королей, президентов, диктаторов, олигархов. Но не только светские правители стали бы ему верными слугами, но и служители культа – церковные иерархи любой религии, знамёна любой идеологии, любой идеи склонились бы перед ним. И как только Златорук вышел из тумана дисковой машины, он сразу место для жемчужины его коллекции узлов приготовил – невероятная мощь требовала особого отношения, особого места, – поэтому он сам себе сделал первый небольшой, поверхностный и такой знаковый разрез на горле, чуть ниже треугольной шишки кадыка. И теперь техномаг сидел в своём кресле-троне и блаженствовал, предвкушая…