Машина постепенно замедляла ход, подъезжала к месту назначения. Вот она остановилась на пару секунд, снаружи заныли железные петли, и машина снова тронулась с места, но уже вскоре она встала прочно на прикол. Приехали. Петя твердо знал, что ни в коем случае нельзя показывать своим сторожам, что он очнулся, иначе ему могут причинить боль. Смерть от этих жаб ему не грозила – им дали приказ доставить его живым, – хотя и тащили мальчика они именно на смерть, но поломать до состояния, когда бы он не смог оказывать им сопротивления, вполне могли. За талантом предвиденья пришёл талант рентгеновского виденья. Один из кадавров был вооружён молотком, а другой – настоящим свиноколом с двадцатисантиметровым стальным жалом. Молоток Пети ничем помочь не мог, а вот свинокол… Он видел, что эти кожаные мешки, набитые просроченным мясом, функционируют лишь из-за того, что обитает у них внутри, что обосновалось в области пупка – там клубилось облачко адского мрака, без подпитки которого кадавры бы вернулись в исходное состояние хладного трупа.

Петя уже видел и знал, что его на железной тележке повезут по заасфальтированной горке в здание, пропитанное зловонием некрофлюидов, а потом поднимут на лифте на второй этаж, в зал ритуальной хирургии. Но сначала кадавры должны были открыть двери – и здесь он увидел свой шанс на спасение. В подростке бурлила неизвестная ему доселе энергия, узел красных нейронов преобразовывал страх в пламя прямого действия. Петя чувствовал себя чертовски знающим и сильным, способным на поступки, которые ещё вчера ему казались чем-то недостижимым для него в ближайшую пятилетку. Идущий впереди кадавр открыл тяжелые, словно охраняющие вход в бомбоубежище двери с двумя круглыми иллюминаторами смотровых окошек, а его напарник втолкнул носилки навстречу ледяной темноте. Петю закатили внутрь здания, но здесь оказалось не так уж темно, как могло показаться снаружи, так, полутьма – всего одна лампа, да и та дышит на ладан, а вот холод действительно пробирал до костей, создавалось такое впечатление, что в здании не просто отключили отопление, а ещё и специально подключили холодильную установку к системе вентиляции. Носилки подкатили к грузовому лифту – серому, раздутому от своей важности монстру давно минувшей эпохи – и вот тут, когда кадавр, толкающий носилки, озаботился тем, чтобы закрыть двери, отсечь тёплое дыхание июля, не дать лету надавать пощёчин искусственной зиме, а первый кадавр с упорством идиота нажал на большую красную кнопку вызова, Петя привстал с носилок, отдёрнул полу его куртки и завладел его свиноколом. Действовать нужно было быстро, пока кадавр не понял, что его обокрали. Сжав в руках свинокол, мальчик спрыгнул с носилок, и на подскоке всадил стальной остро оточенный штырь в пупок поворачивающемуся к нему второму кадавру, тому, который двери закрывал. Попал! Хотя свинокол и вошёл неглубоко, но и этого хватило – Петя увидел, как облачко тёмного пара покинуло тело кадавра, а сам он и застыл с прижатыми к животу руками, словно статуя, превратившись в застывшую в моменте конвульсию – раскоряку. Покончив с одним врагом, пришла очередь того, кого Петя обокрал, он кинулся на него, ударил… и промазал – свинокол угодил выше, кадавр дёрнулся и пошёл вперёд, как медведь-шатун. Петя испугался и стал наносить удары так, словно он был швейной машинкой, а свинокол – иголкой. На четвёртый, а может и на десятый раз Петя справился – кадавр упал раскорякой на четвереньки, да так и остался стоять, нелепо пялясь ослепшими глазами в пыль бетонного пола.