«Очаровательно, – подумал Моше, чувствуя, как к горлу подступает уже не жажда, а злая обида. – Чувство юмора у местных просто на высоте. Интересно, они всегда так развлекаются, или это специальная программа для заблудившихся во времени иноземцев? Кажется, я только что поучаствовал в древнем аналоге стендап-комедии, правда, в роли того, над кем смеются. Надеюсь, хоть рейтинг у шоу был неплохой».

Он отошел, стараясь не показывать, как его задело это унижение. Голод и жажда становились все сильнее. Он понимал, что без базового умения объясняться ему здесь не выжить. Его знания Талмуда, его острый ум, его сарказм – все это было абсолютно бесполезно перед лицом простого непонимания.

Он бродил по огромной стройплощадке, как призрак из другого мира, внимательно слушая, наблюдая, запоминая. Вот надсмотрщик что-то гневно кричит на рабочего, и тот съеживается – значит, это были слова приказа или угрозы. Вот двое торговцев о чем-то оживленно спорят, размахивая руками, – вероятно, о цене. Вот мать ласково воркует со своим ребенком – эти интонации были понятны без слов.

Он начал улавливать отдельные слова: «вода» (звучало как «майя» или что-то похожее), «кирпич» («либену»), «дай» («хаб»), «нет» («ла»). Это были крохи, но его мозг цеплялся за них, как утопающий за соломинку.

К вечеру, измученный, голодный и почти отчаявшийся, он присел у стены какого-то сарая, подальше от основной суеты. Рядом возился старик, чинивший сломанное колесо от телеги. Старик выглядел таким же древним, как и инструменты, которыми он пользовался. Моше долго наблюдал за ним, а потом решился.

Он подошел, молча указал на свои пересохшие губы, потом на пустой бурдюк, валявшийся неподалеку, и произнес одно из слов, которое, как ему казалось, он запомнил: «Майя?»

Старик поднял на него выцветшие, слезящиеся глаза. Некоторое время он молча разглядывал Моше, его странную одежду, его измученный вид. Потом медленно кивнул, крякнул и, указав морщинистым пальцем куда-то в сторону реки, которая тускло блестела в лучах заходящего солнца, произнес несколько слов. Моше не понял их, но интонация была скорее сочувственной, чем враждебной. И слово «майя» там точно прозвучало.

Это была маленькая победа, но для Моше она значила очень много. Он не просто получил направление к воде. Он впервые смог установить контакт. Пусть примитивный, пусть на уровне одного слова, но это был диалог.

«Ну что ж, – подумал он, с трудом поднимаясь на ноги, чтобы брести в указанном направлении. – Первый урок языка древнего Вавилона, кажется, усвоен. Тема: "Как не умереть от жажды". Факультативно: "Искусство вызывать сочувствие у очень старых людей". Негусто, конечно, для кандидата в лингвистические мессии, но для первого дня в прошлом – вполне себе достижение. Посмотрим, что день грядущий нам готовит. Надеюсь, не экзамен по местной поэзии. С этим у меня точно будут проблемы».

Солнце садилось, окрашивая гигантскую башню и всю окружающую ее суету в багровые тона. И в этой суете, маленький и чужой, брел Моше, вооруженный одним понятым словом и огромной, отчаянной жаждой – не только воды, но и понимания.

Глава 8: Уроки выживания и горький хлеб прошлого

Река, к которой указал старик, оказалась мутным, медленно текущим потоком с глинистыми берегами, изрядно вытоптанными и загаженными. Вода в ней была теплой и имела отчетливый привкус ила, но для Моше, изнывавшего от жажды, она показалась амброзией. Он пил долго, жадно, черпая ладонями, не обращая внимания ни на плавающий мусор, ни на копошащихся у берега странных водяных насекомых. Только когда желудок свело от непривычного обилия жидкости, он остановился, чувствуя, как по телу разливается слабость и облегчение.