– Куда в твоём положении денешься? – ответил между тем, вопросом на вопрос Сава.

– Так, может, документ какой справить, да на Волгу податься? – гадал Дубина.

Он докончил свой обед и теперь вытирал котелок пучком сорванной у ног травы. Первые морозы ещё не тронули лесную зелень. Сюда холод позже доберётся. Сначала побьёт вдоль реки и в полях всё. Но и здесь, в глуши, уже пожелтели берёзы, а трава потеряла свой зелёный окрас.

– Далась тебе эта Волга! – ответил нервно Сава. – Разве здесь плохо?

– Тут зимой холод лютый, зверья в лесу полно всякого, – стал перечислять Дубина жалобным голосом. – Беглых, к тому же можно встретить! Да и убивец я.

– Ты вот что, не торопись. Сиди себе тихо и носа никуда не высовывай! – стал наставлять Сава. – Вскорости переменится всё.

– Как это? – Дубина облизал ложку, утёр рукавом и сунул за голенище.

– Власть в России поменяется! – сказал с пафосом Сава, следя за реакцией дружка.

– Как же она может поменяться? – удивлялся Дубина.

– Народ скоро станет всем править! – объяснил Сава.

– Как это, народ? – Дубина недоверчиво уставился в ответ.

– Просто, – отвечал Сава, ломая голову как доходчивее объяснить дружку грядущую революцию. – Такие как мы с тобой, будут Россией управлять.

– Такие как мы? – не поверил и переспросил Дубина, глядя на дружка повеселевшим вдруг взглядом.

– А что тут такого? – пришёл черёд удивляться Саве. – Али мы не люди, а скотина какая?

– Управлять Россией? Убивцы и каторжные? – Дубина вдруг грохнул со смеху. – И пьянь подзаборная?! – выдавил он из себя.

– Может, пьянство это и есть беда, что из-за нищеты вырастает? – сказал вдруг зло Сава. – Вон, Саранин справно как живёт. Не скажешь, что каторжанин. Будто барин какой. И ведь не пьёт. А потому пьянству не придаётся, что нужды у него никакой нет и горя не знат, а чай и заливать горькой нечего. Меня вона, тятька обженил на Аннушке, и живи как хош! Даже не спросил, люба али нет. Домой идти мочи нет. Думал, хоть каторга от муки видеть её избавит, так за мной потащилась следом… А у Саранина и жена справна, и хозяйство, и грамоте-то он обучен, не чета мне…

– Чего это ты Саранина всё время поминашь? – заметил и насторожился Дубина. – Неужто между вами кошка чёрная пробежала?

– Кошка не кошка, а не люб он мне, – признавался Сава.

– Так он и не баба, чтобы его любить! – Дубина хохотнул, но смолк резко под хмурым и вдруг ставшим озлобленным взглядом дружка.

Сава между тем вернулся к начатой теме и подытожил:

– Так что тебе надо просто терпения набраться. Не станет царя, а вместе с ним и грехи все старые спишутся.

– А царя куда? – донимал Дубина, и заговорщицки оглянулся по сторонам.

– На вилы его! – неожиданно зло выпалил Сава и, как показалось Дубине, сам своих слов испугался.

– Я разговоры такие давно слухаю, – признался Дубина и напомнил: – Мы, давеча, на покосе, – он провёл себя большим пальцем там, где его Сава косой приласкал, – тоже говаривали про политику, мать её! Но я так думаю, разговаривать про сатрапа-царя все горазды, а пойти на него, кишка тонка. Так что сидеть мне здесь до второго пришествия, если не замёрзну, или зверь какой не загрызёт…

Сава был горазд про революцию часами судачить, и слыл среди мужиков интересным рассказчиком, но не сегодня. Нужно было Полину спасать, а он ничего так и не придумал, кроме как к Дубине за помощью обратиться. Тем более дело это ему привычно.

– Чего умолк? – спросил Дубина настороженно. Возникло у него вдруг чувство, что не от большой дружбы Сава с ним возится и еду носит. Задумал что-то, хитрюга.

– Сейчас, доскажу! – заверил Сава нервно, и слегка наклонился к Гришке, словно их кто здесь подслушать мог. – Мне помощь твоя нужна.