– И упал с брички не зазря. – Котов насмешливо фыркнул. – Бог шельму метит!

Николай Ильич не знал, что делать. Он бы и рад сквозь землю провалиться, но не от стыда. Конечно, от него тоже. Однако в большей степени, чем стыд, им овладел дикий и неописуемый ужас. Такой, что во рту пересохло.

«Как? – изумился он про себя. – И Поздняков в этих краях обитает! Господи, но как такое могло случиться? Понял! – осенило его вдруг и, как бывает в таких случаях в голову пришла самая невероятная по своей нелепости мысль. – Это они мне поломку подстроили, и сейчас убивать будут. Точно!»

Он закрыл голову руками.

– Подите прочь! Только попробуйте вдарить! – крикнул он.

– Да кто вас бить собрался? – недоумевал Котов. – Больно надо руки марать! Одно знаю точно, несдобровать вам при встрече с Поздняковым!

– Так вот оно что! – напомнил о себе один из мужиков, что помог Николаю Ильичу подняться.

– Кажись, социалисты это! – вторил ему тот, что по-прежнему держал оброненный саквояж.

– Пошли отсель, Микола! – позвал бородач дружка.

– Тьфу! – Бородач, которого назвали Миколой плюнул под ноги, и бросил саквояж в грязь. – И чего вас сюда отправляют? Вешали бы стразу в Москве!

В участок Николай Ильич пришёл в гнусном расположении духа. И дело не только в Котове и в разговоре с неприятным офицером на вокзале, и не в дорожной усталости. Не причём был и необустроенный город, где у колясок колёса на раз отлетают. Хотя, конечно, все эти факторы определённую роль сыграли. Изрядно подпортило настроение то, что не почитают за Уралом тех, кто против царя пошёл. Николай Ильич, хоть и не причислял себя внутренне ни к социалистам, ни к эсерам там каким-то, но невольно оказался втянутым в этот круговорот истории, и вынырнул из него уже с ярлыком, от которого зараз не избавишься, и который все оправдания перевешивает. Сослали в Сибирь, значит, так оно и есть, коли не вор и не убивец, значит политический.

– Зазря мужики твердят, что сгинешь ты скоро в бегах сам, аль зверь тебя какой задерёт, – проговорил задумчиво Сава, глядя на то, как Дубина торопливо доедает кашу из репы.

– С твоей, Сава, поддержкой ничего мне не страшно, – пробубнил Дубина с набитым ртом и одарил дружка взглядом, словно самый верный пёс.

Они сидели на поваленном дереве, рядом с землянкой, которую Дубина готовил для зимы. Хотя, это скорее лишь норой назвать можно. Даже вход в жилище был таким, что только на четвереньках можно влезть. Двери в эту конуру заменял полог из драного брезента. Это тоже Сава раздобрился и от куска откромсал, который прошлым летом стащил со станции.

– Я нынче картошки припрятал два мешка, и муки немного, – стал рассказывать Сава, готовя Дубину к главному. – Опосля на подводе подвезу к Гнилому озеру, а ты оттуда перетащишь в свою конуру.

Дубина недоверчиво и с опаской посмотрел на вход в своё убежище и спросил:

– Думаешь, я зиму здесь стерплю?

Рыл он его не одну неделю. Виной тому камень и глина. А ещё корни старых деревьев. К тому же, землю пришлось сносить к ручью, чтобы со стороны видно не было, что кто-то здесь копал. Это только кажется, что глушь. Мороз ударит, охотчие до промыслу в лес пойдут. У каждого такого по паре собак, на пушного и другого зверя натасканые. А ну, как наткнётся кто? Стены своего жилища Дубина укрепил стволами тонких деревьев, которые таскал с ключа, издалече. А не то, как по вырубке его найдут? Каждый раз с ношей менял направление, чтобы тропы не наделать, и волоком не тащил, а всё на себе. Крышу сделал из стволов потолще. Эти таскал по одному. За день лишь три брёвнышка и клал. После всё это завалил лапником и засыпал землёй. А чтобы со стороны видно не было, заложил свежесрубленным дёрном, который ещё и водой полил. Теперь и с двух шагов не различишь, что под взгорком землянка.