– Я и вернулся тогда, Демьян Устиныч. И в конторе никого не было. Только вода лилась в туалетной комнате. Но я не знал, что там вы.
– Разумеется в конторе никого не было. Стало быть, вы сами признались, что Лихоимцев не возвращался сюда, и вы все сочинили.
– Я ничего не сочинял! Я видел Порфирия! Клянусь! Я его видел, он вошёл в наши двери, а после в контору заглянул посетитель. Но очень быстро вышел.
Мышко слушал внимательно, а затем подошёл ближе и сказал:
– Хорошо, господа. Заблаговременная картина произошедшего мне ясна. Теперь мой вопрос к вам. Это лежало под столом господина Лихоимцева. Как вы думаете, что это? И он показал клубок какой-то светлой шерсти на вытянутой руке. Клубок был легок и шевелился от невидимого сквозняка.
Аполлинарий шагнул ближе, разглядывая со вниманием:
– Похоже на кудель или корпию. Скорее даже на ватин.
– Вы уверены? – Мышко удивленно воззрился на него.
– Вполне. Его используют для утепления пальто. Но у Порфирия пальто не на ватине. Это я точно знаю. Он всегда хвастался, что в любую погоду носит обычное шерстяное пальто. И ему не холодно. Говорил, что это из-за закаливания. И морозы ему нипочем.
Мышко приподнял брови:
– И даже в наши суровые зимы, когда порой птицы на лету мерзнут, он все одно ходил в простом пальто?
– Да. И очень берег его.
Демьян Устиныч прошёлся по конторе, качая головою:
– Нас будто сглазили! Прокляли контору! Никогда ничего подобного в жизни не знал. А теперь? У нас уже люди исчезать начали! Чем это окончится? Ведь пропадём все за здорово живёшь! Что я Зосиме Лукичу скажу на то, что у меня полиция днюет и ночует свободно и скоро столоваться уже начнет?
– Ну будет вам, Демьян Устиныч, голову пеплом посыпать! Ничего не произошло ещё!
– Как не произошло, когда Лихоимцев сгинул без следа?! Куда он делся-то? Убили, должно быть, по дороге!
– Если и убили, то прямо здесь, Демьян Устиныч. – Не выдержал Глебушкин. – Вещи-то его в конторе! Стало быть, он приходил сюда!
– Час от часу не легче! Тьфу-тьфу-тьфу! Не хватало нам еще смертоубийства! Да и не приходил он. Он фуражку свою да перчатки эти мне передал, чтобы я в контору снёс. Ему мальчишка комнатный, что у Алены Адамовны служит, не понравился. Глаз, говорит, у него мудрен больно. Хитростию так и прыскает. Боюсь, говорит, умыкнет чего. Перчатки, сказал, дорогие, у него. Мне отдал на хранение.
Вот я и принёс все сюда. На стул положил да под стол задвинул, чтоб, значит, глаза не мозолили никому. Думал, придёт он, сам и приберет. А вот оно, как вышло все!
Так что не приходил Порфирий в контору, Глебушкин. Обманулся ты…
Глебушкин открыл было рот, чтобы возразить, когда Мышко вдруг спросил, продолжая внимательно разглядывать кусок кудели в своих руках: