Это лето запомнилось мне навсегда. Особенно большой лес, грибы, речка и милые веселые дети. Только огорчало, что, когда мы гуляли по лесу и встречали ребят с кузовками собирающих грибы, и те почтительно говорили страшим «Дзинь добрый, пани», то вместо ответа получали «Пся крев», мне было очень больно и я невольно вспоминала мою цыганочку Сашку и ее братьев и сестер. Папа уехал, а мы остались.

Крохольские жили очень весело, куда-нибудь ехали, устраивали пикники, часто бывали в городе на Кумбарах, где по вечерам любили гулять жители Винницы, и везде слышалась польская речь. А дома увлекались игрой в кегли. Особенно наши дамы любили цирк, в котором устраивались соревнования борцов. Однажды взяли меня с собой. На ковре боролись здоровые, мускулистые борцы, их руки и ноги то сплетались, то расплетались, превращаясь в какую-то массу тела. Я впервые видела борьбу, у меня она вызвала неприятное чувство, а наши разодетые дамы в больших шляпах млели от восторга.

Мы поправились, окрепли, и папа приехал за нами, так как в сентябре мне уже было пора идти в гимназию. Папа тоже выглядел лучше. Что-то новое появилось в его лице, он был с нами ласков, но чувствовалось, что он что-то хочет нам сказать и не досказывает. Наконец он показал дом, в котором нам придется жить, и добавил: «Очень многое осталось в Киеве, но я купил все другое, кстати, и гувернантка у вас новая». Мы одновременно с Шурой спросили: «А она хорошая?» – «Сами увидите.» – ответил отец, и мы пошли к подъезду нашего нового жилища. Когда мы поднялись наверх, нас встретила очень интересная женщина, ласковая и приветливая. Я сделала реверанс, Шура поклонился. Она посмотрела на нас с радостью, раскрыла руки и обоих сразу обняла. Мы этого не ожидали, так как думали, что нас встретит чопорная гувернантка, а перед нами была красивая милая женщина. Так произошло наше первое знакомство с Марией Сильвестровной Крыжановской, которая несколько лет заменяла нам мать. Она нас очень любила, хотя была строгой, когда нужно.

Мария Крыжановская

Отец был счастлив. Я раньше никогда не видела его таким спокойным и довольным.

Походил сентябрь. У сестер отца была гимназия.

Эвелина Швам

Эрнестина Швам

Решили, что я буду учиться у них. Мне очень хотелось, чтобы скорей настал этот день. Я радовалась форме, фартучку с пелериной и ботинкам на шнурках. Наконец настал долгожданный день. М.С. за руку вела меня маленькую, трепетавшую, по лестнице наверх. Вместе с нами поднималось много девочек с мамами. Одни весело болтали, а другие шли, волнуясь. В коридоре величественно возвышались фигуры моих теток. Они указывали, кому в какой идти класс, а дети пред ними приседали в реверансе. Подойдя к одной из них, я невольно хотела сказать «здравствуй тетя Настя», но, видя строгий взгляд, я присела пред нею и очень смущенная пошла вслед за детьми. Я была маленькая, и меня посадили вперед. Вошла моя тетя, которую все называли Эрнестина (Генриховна) Адольфовна, и представила нам нашу учительницу. Так началась моя учеба в гимназии у теток. В младших классах все было хорошо. Я быстро все запоминала, не ленилась и больше всего любила почему-то рукоделие. У нас были полотняные куски материи, напоминающие полотенца, на которых мы учили разные швы. Это был урок труда. К концу года мы уже умели вышивать салфеточки простейшими швами и крестиком. На всю жизнь у меня осталась любовь к рукоделию (Это действительно так, у меня в квартире висят два ковра, сделанные бабушкой незадолго до смерти).

Квартира директрис находилась при гимназии, на переменах я заходила к ним позавтракать, а после уроков оставалась у них, пока папа после работы приходил за мною.