«Сколь я знаю Петрушу, – вернулся он мыслями к императору, – ему тоже хочется на природу, в Петергоф. Вот и есть у меня возможность ему доставить радость. Через пару, другую деньков объявлю ему о скором переезде в летнюю резиденцию и отмене занятий. Чуть—чуть только подобрать нужно крохи оставшихся дел, да получше разогнать строительство его здешнего дворца,» – прикидывал Меншиков, бредя по своему дворцу к Дарье Михайловне.

Разумеется, он мог за ней послать, но ему хотелось, чтобы их общение сразу приняло мягкий, доверительный, семейный характер, потому и шел сам.

– Здравствуй, мой свет, на долгие лета, – приветствовал он жену, мягко приоткрывая дверь в ее комнату.

– Князюшка, душа моя! – обрадовалась она, – Здравствуй, здравствуй и ты!

Дарья Михайловна знала, что в это время дня Меншиков крайне редко отрывается от работы и тем реже уделяет внимание ей и семье. Поэтому она ни на минуту не усомнилась, что мужа привело дело.

– Как делишки, как детишки? – продолжал создавать располагающую, задушевную атмосферу светлейший.

– Слава Богу, Александр Данилыч, слава Богу! – умиротворенно отвечала супруга.

– Воистину слава Богу, – поддержал светлейший.

Меншиков видел, что жена ждет, хочет узнать, с чем он пришел, но торопиться был не намерен. Он мог припомнить не один случай, когда жена, вдруг разобидевшись, что он только по делу заглядывает к ней, могла заупрямиться и не дать ему необходимых сведений. Что далеко ходить, во время обручения Марии и Петра он приступал к Дарье с вопросом, который и сегодня его привел к ней. Именно на обручении его особенно смутила неразлучность взглядов старшей дочери и Федора Долгорукого. Он и прежде замечал, но тогда… Что же на высказанное им недоумение ответила Дарья?… Ничего! Поиграла в непонимание, поводила за нос и отошла… Теперь Меншиков положил все четко для себя уяснить, поэтому был готов потратить время столько, сколько потребуется.

– Княгинюшка, а я, как всегда, к тебе за помощью, – признался Меншиков, решив, что пора.

– Вот как? – с неопределенной интонацией произнесла она.

«Тьфу ты, неужто поторопился?!» – подосадовал мысленно светлейший, но отступать было некуда, поэтому он продолжал:

– Да, ангел мой, да. Ты и сама ведаешь, что без твоей поддержки, подсказки мне не разобраться бывает… – бормотал светлейший, следя за выражением лица жены.

Она смилостивилась и перебила:

– Полно, Данилыч, говори, что у тебя за пазухой!

– Душа моя, ты мне не объяснила давеча, что за игры глазами ведут Мария с Федором…

– Ах, вот ты про что! – снова не дав закончить фразу, воскликнула Дарья Михайловна.

– Да, не скрою, у меня их «гляделки» не идут из ума, – пожаловался Меншиков.

– Не буду темнить, Данилыч, у меня тоже, – последовал неожиданный ответ.

– Господи, матушка, а я чаял, ты мне все объяснишь, успокоишь, – продолжал подначивать князь.

– Началось у них это давно, дай Бог памяти, кажется, на свадьбе Анны Петровны. Федор тогда едва приехал в Петербург.

– За каким рожном его сюда принесло!!? – вырвалось у Меншикова.

– Надо полагать, дядья его сюда выписали, мало ли Алексей Григорьевич с Василием Лукичом в ту пору стянули сюда своих родственников, да свойственников, дабы иметь подмогу в противостоянии с тобой, когда ты Екатерину на трон ставил… Он сильно припоздал, но прибыл…

– Верно, верно, продолжай про Марию—то, – направлял разговор Меншиков.

– Вот, попервости, я никакого значения не придала, ведь тогда Мария крепко в своего первого жениха Петра Сапегу была влюблена. Ты велел ее от него отводить, так я, грешным делом, и подумала пущай замечает, что и другие молодцы на свете есть, которым она интересна…