– Ну! – поторапливал светлейший.

– Так все, – прозвучал ничего не разъяснивший ответ.

– Как все? – изумился Меншиков.

– Очень просто, больше ничего не происходит. Они лишь глядят друг на друга, когда бывают в одном месте в один час, правда, все упоеннее, иной раз думается, что, кроме друг друга, они никого и не видят.

– Надо понимать люблены? – поставил вопрос ребром светлейший.

– Иначе не истолковать, – раздумчиво проговорила жена.

– Не к стати, не к стати… – бурчал князь.

– Пожалуй… – согласилась Дарья Михайловна.

– Сошлю его! – решил светлейший.

– Как, зачем, за что? – последовали вопросы.

– Не то чтобы сошлю, дам поручение… на Кавказ… – прикидывал Меншиков вслух.

– Как бы хуже не вышло… – обеспокоилась княгиня.

– Надо же как—то прекратить их «гляделки»! Неприлично царевой невесте—то… сама понимаешь… Поди многие подметили? – волновался князь.

– А хоть бы и так, самому—то Петруше безразлично, – княгиня, как и муж, за глаза называла императора «Петрушей» по старой привычке.

– Ладно, с Федором я поразмыслю, и ты подумай, пойду, пожалуй, с твоего позволения, – поднялся князь.

– Ступай, ступай, только не горячись, – уговаривала Меншикова, провожая супруга к дверям.

Меншиков вышел полный решимости и намерения действовать, но не успел он пройти и пяти шагов, как его снова настигла неотступная и привычная уже фраза: «Господи, и зачем мне это все нужно…».

Не нравился княгине Меншиковой последнее время ее светлейший. Она видела, что он не—то обмяк, не—то рассеялся, не—то обессилел. Дарья Михайловна даже не могла охарактеризовать его настроение и состояние. Это было что—то неведомое ей, не знакомое, таким она «своего Данилыча» никогда раньше не знала. Она ощущала растерянность, потому что не ведала, как к нему и подступиться, чем помочь. Совсем недавно она была уверена, что совладать с Данилычем всегда сумеет, знает все нюансы его души, все черты и черточки его характера, ан, – нет. Она делала неоднократные попытки пробиться к нему, выяснить, что с ним, но каждый раз натыкалась на непроходимую стену. Наконец, она заподозрила, что муж и сам не понимает, что с ним творится, что ее не слишком успокоило.

«Не к болезни ли?» – пугалась она.

И последним разговором она осталась огорчена. Все, что он сказал, вернее, как он сказал, было незнакомо, нетипично, непохоже на светлейшего, которого она знала, страшно подумать, сколько лет!

Помимо непосредственно самого князя, Дарью Михайловну тревожила и обстановка вокруг них. Да, их вечно окружали завистники и недоброжелатели, но были и опоры, да еще какие! Сам Петр Великий! Екатерина! Были и союзники. Теперь, остались одни враги, даже временных единомышленников нет. Обручение Марии с царем не только ни от чего не защищает, а наоборот, плодит противников, пуще разжигает их ненависть. А Данилычу, как шоры на глаза надели! Он явно не строит никакой обороны. Прямо, будто ему хочется на рожон лезть.

«А дети еще маленькие», – подумала княгиня, и они явились тут как тут, пришли довольные и радостно оживленные, особенно, Саша и Саша, сообщать о назначенном на следующий день маскараде.

«Ну вот, а Данилыч мне ничего не сказал, а раньше бы задал целую программу действий, разработал бы стратегию и тактику для семьи в целом и для каждого в отдельности», – опять с холодком в душе подумала княгиня.

Затем она встрепенулась, собралась и стала вслушиваться в то, что говорили дети. Они сыпали вопросами.

– Что же вы молчите, матушка, не хотите посоветовать, как нам наряжаться! – теребила Александра.

– Отчего не хочу? Сейчас, сейчас придумаем. Принцесса Елизавета, говорите, затеяла бал сей? Тогда я полагаю, вам лучше выбрать кого—нибудь из античных богов, сколь я знаю, Елизавета Петровна последнее время много изучает мифы и любит их.