Песня Пожирателя Данила Исупов

Когда мир был юным, а боги ещё ходили среди людей, первый Арканист начертал на коре древнего дуба руну жизни. Дерево задрожало, его корни впились глубже в землю, а ветви потянулись к небу, будто пытаясь дотянуться до звёзд. Так родился первый дуб-архив, положивший начало Живому Лесу.

Арканисты – хранители письменного слова и стражи границы между реальностью и тем, что скрывается за чернилами на бумаге. Их цитадель, Башня Тысячи Томов, возвышалась в центре растущего леса, её шпили были увиты лозами, на которых распускались цветы-буквы, опыляемые пчёлами-запятыми.

В те дни Гильдия Арканистов состояла из семи кругов:

Круг Пера – мастера письма, способные оживлять написанное Круг Чернил – алхимики, создающие магические чернила из сущности мира Круг Печати – хранители барьеров между реальностью и хаосом Круг Страниц – библиотекари, помнящие все написанные истории Круг Корня – смотрители дубов-архивов Круг Грифона – боевые маги, защищающие знание Круг Тени – разведчики, следящие за границами реальности

Согласно "Хроникам Первого Пера", хранящимся в Башне, именно Арканисты создали первый алфавит, способный не только описывать реальность, но и изменять её. Каждая буква была не просто символом – она содержала частицу силы первозданного хаоса, укрощённую и направленную на служение порядку.

Но там, где есть свет, всегда прячется тьма. В глубинах леса зародился культ Валтаара – те, кто верил, что истинная сила таится не в сохранении слов, а в их искажении. Они практиковали тёмные ритуалы, описанные в запретном Трактате о некротической эпиграфике, превращая живые буквы в орудия разрушения.

Валтаар, чье имя стало запретным, был когда-то Арканистом из Круга Пера. Его исследования пошли по тёмному пути – он пытался создать алфавит смерти, способный не просто описывать реальность, но переписывать её законы. Его эксперименты привели к созданию "Чёрного Кодекса" – книги, чьи страницы были сделаны из человеческой кожи, а чернила – из крови невинных.

Когда правда о его деяниях открылась, Совет Семи Кругов изгнал Валтаара. Но было поздно – у него появились последователи, верившие, что его путь ведёт к абсолютной свободе от законов реальности. Они ушли в глубины Леса, где основали свои храмы.

Трактат о некротической эпиграфике, главный труд Валтаара, описывает не только тёмные ритуалы, но и природу письменной магии. Согласно ему, каждая написанная буква – это дверь, каждое слово – путь, а каждый текст – реальность, ждущая воплощения.

Ладонь сжалась в судороге, будто под кожей извивались чернильные змеи. Каждый сустав пронзала острая боль, словно кости пытались разорвать плоть изнутри. Три недели прошло с тех пор, как в руинах храма Валтаара я поднял этот проклятый артефакт – плоский осколок обсидиана с выгравированным знаком "Ока Молчания".

Согласно Трактату о некротической эпиграфике (глава VII, "О природе проклятых символов"), "Око Молчания" – один из семи первородных знаков, созданных самим Валтааром. Это не просто символ – это дверь, через которую тени могут говорить с живыми. Арканисты называют такие артефакты "якорями хаоса" и охотятся за ними веками.

Теперь даже дневной свет не спасал от навязчивого шепота, а по утрам я отплевывался черной слизью, в которой плавали микроскопические буквы неизвестного алфавита. Мастер Эйвин из Круга Чернил однажды описал подобный симптом в своем дневнике – это признак того, что человек становится проводником для чего-то древнего.

Я остановился на вершине холма, опираясь на дубовый посох с выщербленными рунами. Дерево было неестественно теплым, будто в нем пульсировала чужая кровь. Внизу, в ложбине между древними дубами-архивами, плясал костер.

Дубы-архивы – живое наследие первых Арканистов. Каждый ствол – это летопись, каждая ветвь – глава в бесконечной истории мира. Их кора испещрена письменами на языках, большинство из которых давно забыты. Некоторые руны светятся в темноте, другие меняют форму при прикосновении, третьи шепчут древние тайны тем, кто умеет слушать.

Когда я приблизился, письмена на коре зашевелились, как живые существа. Согласно "Кодексу Древесной Речи", составленному Кругом Корня, такое поведение означает, что дубы признали во мне родственную сущность – того, кто тоже стал частью текста реальности.

В костре горели не дрова – страницы "Анналов Пожирателя" вспыхивали синим пламенем, выпуская в ночь искры, которые застывали в воздухе, образуя на мгновение целые слова, прежде чем рассыпаться в пепел. Трактат предупреждает об опасности сжигания магических текстов – каждая сгоревшая страница высвобождает заключенную в ней силу.

Пять фигур сидели в неровном кругу, их тени на скалах двигались независимо от хозяев. Такое явление подробно описано в главе XII Трактата ("О самостоятельных тенях"): когда реальность истончается, тени обретают подобие собственной воли, становясь отражением скрытых истин своих владельцев.

Первым меня заметил лютнист в выцветшем синем плаще. Его пальцы, украшенные кольцами из человеческих зубов, перебирали тринадцать струн, извлекая мелодию, от которой по спине бежали мурашки, а в ушах звенело, будто кто-то царапал ногтями по стеклу. Каждое кольцо, как я позже узнал, принадлежало казненному члену культа Валтаара – древняя традиция бардов-отступников, описанная в "Песнях Костяного Круга".

– Присаживайся, если не боишься, – сказал он, не прерывая игры. Губы его были аккуратно сшиты золотыми нитями в узор, напоминающий нотный стан. Это была метка Гильдии Арканистов – наказание для тех, кто злоупотребил силой слова. Золотые нити не просто сшивали плоть – они запечатывали определенные звуки, способные разрушить барьер между мирами.

– Огонь сегодня нервный. Чувствуешь? Будто знает, что грядет нечто большее, чем простая буря.

Я сделал шаг вперед, и костер внезапно погас на секунду, будто втянул воздух перед решающим прыжком. В темноте я встретился взглядом с широкоплечим воином напротив. Его меч "Клятвопреступник" лежал на коленях – древнее оружие, выкованное в кузницах Арканистов специально для охоты на порождений искаженных текстов. На его лезвии были выгравированы руны сдерживания, а гарда украшена символами из Трактата, обращенными против их первоначального назначения.

Пальцы воина машинально сжимали рукоять в ритме, который я позже узнал как похоронный марш павших у Моста Слез – места величайшего предательства в истории противостояния Гильдии и культа. На гарде тускло поблескивала гравировка: "Предаю, чтобы спасти" – слова, ставшие девизом тайного ордена Серых Клинков, охотников на еретиков слова.

– Ролан, – буркнул он, и в его голосе прозвучало предупреждение, от которого похолодела спина. – И я не люблю, когда незнакомцы пялятся на мой клинок. Особенно те, чьи тени ведут себя… неестественно.

Его собственная тень, я заметил, была неподвижна как камень – признак того, что он прошел Ритуал Привязки, описанный в секретных архивах Гильдии. Этот обряд позволял воинам Серых Клинков сохранять контроль над своей сущностью даже в местах, где реальность истончалась до предела.

Лютнист усмехнулся, и золотые нити на его губах натянулись, образуя жутковатую улыбку. Каждая нить, как гласит "Кодекс Наказаний" Гильдии, соответствовала определенному запретному слову или звуку. Я насчитал тринадцать нитей – столько же, сколько струн на его лютне.

– Он всех сначала не любит. Я – Велемир. А ты, странник с дрожащими руками и глазами полными теней?

В его голосе звучала особая мелодия – та самая, что описана в Трактате как "резонанс истины", способность некоторых бардов извлекать правду из собеседника, как ноту из струны.

– Кайлар, – мое имя вырвалось хриплым шепотом. Три дня я не говорил вслух, и голос, казалось, забыл, как звучать по-человечески. Произнесенное, оно повисло в воздухе видимой вибрацией, которую тут же впитали письмена на дубах-архивах.

– Ищешь смерть или сокровища? – раздался язвительный вопрос слева.

Худой мужчина в мантии, расшитой двенадцатью серебряными звездами, поднял взгляд от массивного фолианта. Место тринадцатой звезды занимал шрам в форме кляксы – метка изгнанника из Круга Чернил. Согласно хроникам Гильдии, такое клеймо получали те архивариусы, кто осмелился экспериментировать с запретными формами письма.

"Кодекс Утраченных Имен" в его руках шептался сам с собой – признак того, что книга была не просто записью, а живым существом, рожденным из слияния чернил и крови. Страницы были испещрены кровавыми письменами – техника, подробно описанная в Трактате как "гемографическое письмо", позволяющее запечатлевать не только слова, но и сущность того, чья кровь использовалась как чернила.

– Потому что в Лесу полно и того, и другого, – продолжил он, наконец подняв на меня глаза, в которых плавали крошечные руны. Это была метка высших архивариусов – способность видеть скрытые тексты реальности. – Хотя сокровища здесь имеют привычку пожирать своих владельцев.

В его взгляде я узнал особый блеск, описанный в Трактате как "отражение бездны" – следствие длительного контакта с запретными текстами. Согласно записям Гильдии, такие глаза получали те, кто слишком долго всматривался в пространство между строк, где таились древние сущности.