Командор отвернулся, незаметно смахивая слезу, и кивком подозвал слугу, чтобы поручить тому заботу об обоих гонцах. Сам же решил заняться неотложными обязанностями, намеренно отложив до вечера чтение писем, чтобы немного прийти в себя.
Сразу после вечерни братья ордена принялись разбредаться из храма, но Амори задержался и направился через величественный зал к небольшой двери уединенной молельни. В отгороженной от остальных помещений храма небольшой комнате хранились частицы мощей святых Бернарда и Бенедикта, и в это время суток сюда никто не заглядывал. Статуи святых, тускло освещаемые факелами и чадящими свечами, охраняли собственные останки в золотых раках и подозрительно наблюдали со своих пьедесталов за входящим молодым командором.
Амори огляделся и прислушался. Эхо шагов братьев-рыцарей постепенно угасло. Ничто не нарушало умиротворения в храме, лишь раскидистые ветви старого дуба, посаженного более ста лет назад в день закладки первого камня цитадели, раскачиваясь на ветру, скрежетали и шелестели листвой, напоминая о существовании мира за мозаичными окнами.
Наконец, решившись, рыцарь перекрестился перед распятием, подвинул ближе пару свечей и уселся на скамью у стены. Он повертел в руках оба послания, колеблясь, с какого из них начать. Вероятно, решив, что долг превыше семьи, он оторвал сургучную печать с оттиском девиза ордена Бенедиктинцев: “Oraetlabora”, нетерпеливо сдернул тонкую веревку, обмотанную вокруг послания, и начал читать.
“PAX
Миртебе, благородныйКомандорБратьеввоХристе, защитниковверы, рыцарейорденахрама.
Неустанномолимсяотвоемздоровье, граф,…”
Амори вздрогнул при напоминании о своем новом титуле после смерти отца.
“…также, какиопроцветанииорденавашего, надеждыхристианскогомира. Вблагодарностьзазаслугиваши, помилосердствуй, примивдарбочонокмедувесеннегоисвечейвосковыхполпуда.
Простизастольскромноеподношение, но, несмотрянавсестараниямонастырскихмонахов, медомГосподьнаснеблагословляет. Братьяшепчутся, чтоделововсеневхолоднойвеснегодасего, авпроклятии, нависшимнадстенаминашейобителииближайшихземель…”
Амори нахмурился, ведь к “ближайшим землям” относился их родовой замок, и продолжил.
“…ихотяяподобныеразговорыпресекаю, носам, признаюсьтебе, ощущаюпостояннуютревогуинуждаюсьвпомощи. Знаятвойумипроницательность, приумноженныенабоевыекачества (аяполагаю, здесьнетолькоглубокомыслиемирассудительностьюпотребнодействовать, ноибытьготовымсмечомврукахотстаиватьбезопасностьжителейнашейместности), решилсянаписатьтебе, каксвоемубыломувоспитаннику.
Да, поистинесвидетелямивесьмастранныхсобытийсталнашOrdosanctiBenedicti.
НесколькомесяцевназадпередпраздникомРождестваХристовавмонастырьпришелмонахизновогоорденапроповедников. ПредставилсяонбратомОттономизМагдебургаиповедал, чтовосемьлетназадсемьяегопогиблавпожаре, покудаонбылвотъездеинесмогихспасти. Потомупринялонмонашескийпостригиобетотом, чтобудетстранствоватьмеждуобителямиразныхорденов, денноинощноработатьнаблагоих, чтобывсвятостимонастырскихмест – гдеБогточнослышитсловокаждого – вымолитьуСоздателяпрощениеивыпроситьраядляпогибшихженысвоейидочери.
Далимыемуместо, очемянискольконепожалел. Человеконоказалсяполезный, иправдусказать, гдебыоннитрудилсяизачтонибрался – вездеунегоспорилось, инаконюшне, инамельнице, идажевскрипте. Человеконбылобразованный, посемумноговременипроводилсбратомАмвросием – библиотекаремнашейбратии.
ЧерезпарумесяцевпослепоявленияОттонсмоегоблагословенияорганизовалнебольшуюшколупримонастыре, куданабралосьдвадцатьпятьмальчиковвозрастомотсемидодесятилет. Восновном, детизажиточныхарендаторов