Он искал то, что должен был уничтожить. Он искал ту, кого не смел любить.

Остановившись у обломанного святилища у подножия гор, Юй Чэнь провёл пальцами по трещинам на каменном лотосе.

– Здесь она была, – тихо сказал он, сам себе. – Лепестки дрожат. Камень помнит прикосновения.

Из рукава выскользнул тонкий нефритовый амулет. Похожий висел когда-то на шее Мо Сянь – ещё до того, как она умерла.

Он закрыл глаза.

– Мастер Юй, – послышался голос за спиной.

Это был один из Стражей – молодой, пугливый. Он спешил, будто боялся даже говорить слишком громко.

– Небесный Совет требует отчёта. Говорят, вы слишком долго следуете за… пустотой.

Юй Чэнь не обернулся.

– Пустота, говоришь?

– Да. Девушка, которой не должно быть в реестрах ни смертных, ни бессмертных. Она не принадлежит ни одному миру.

Молчание.

– Потому её и боятся, – наконец произнёс Юй Чэнь. – Всё, что нельзя записать – невозможно контролировать.

Он сжал амулет в кулаке.

– Я продолжу. Ты возвращайся.

– Но… – Страж запнулся. – Если она и вправду Разлом, как говорят…

Юй Чэнь поднял глаза. Снег, застывший на ресницах, казался инеем с небес.

– Тогда я нарушу закон. Ради неё.

Страж побледнел, но не осмелился перечить. Он исчез, как тень – оставив Юй Чэня одного.

Тот медленно выдохнул. И только шепот ветра слышался вокруг.

– Мо Сянь… ты забыла меня. Но я помню каждый лепесток, с которого падала твоя весна.

Ночь в горах опустилась, как чернильный свиток – тишина разлилась между деревьями, и только далёкое завывание ветра напоминало, что время всё ещё движется.

Се Линь развёл огонь – сухие ветви потрескивали, бросая тени на древние валуны. Мо Сянь сидела немного поодаль, укутавшись в старый плащ, что дал ей лекарь. Её лицо мерцало в отблесках пламени, словно статуя из нефрита, позабытая в храме, чьё имя давно стёрли дожди и пыль.

Она смотрела в пламя – и вдруг увидела цветы. Не в огне, нет. А внутри себя – ярко-алые, с опущенными головками, будто павшие пионы. Они плыли по воздуху, обрывались, как сны, что не успели до конца раскрыться.

– Мо? – Се Линь тихо обратился к ней, не называя полного имени.

Она не ответила. Глаза – широко раскрытые, стеклянные, – словно провалились вглубь. Перед ней – не костёр, а святилище, засыпанное лепестками. Там стояла она сама, но в ином обличии: волосы заплетены в высокий венок, на лбу – знак, сияющий тусклым серебром. Рядом – чужое лицо, мужское, – в нём было что-то невыносимо знакомое, но при попытке всмотреться черты расплывались, как отражение в зыбком зеркале.

«Ты предал меня», – шептал голос.

«Ты спасла меня», – отвечал другой.

Она вскрикнула. Резко, прерывисто – будто обожглась. Вскочила, отшатнулась от огня, задыхаясь. Се Линь тут же оказался рядом, придержал за плечи:

– Что ты увидела?

Она смотрела в его глаза – и внезапно в них тоже что-то отразилось. Как будто он тоже видел то же, что и она. Или – вспоминал.

– Это не был сон, – прошептала Мо Сянь. – Там была я… но не я. И… ты был там.

Се Линь застыл. Порыв ветра задул огонь. Огонь вздрогнул, но не угас. Как сердце, что уже однажды умиралo, но снова начало биться.

– Слишком близко, – сказал он. – Мы слишком близко от того, что лучше бы не вспоминать.

– Но если я уже вспоминаю… – Она подняла на него взгляд, полный страха и надежды. – Это значит, что всё это – не ошибка?

Он отвёл взгляд.

– Это значит, что ты жива. Остальное – не имеет значения.

Но в душе Се Линя уже клокотала буря. Он узнал тот образ в видении Мо Сянь. Узнал себя – не как лекаря, а как воина, державшего меч, залитый кровью. И ту, что погибала на его руках.