«Ты помнишь меня…»

Она выдохнула:

– Я… хочу вспомнить.

В тот же миг саркофаг содрогнулся, как будто невидимая сила пробила его древнюю броню. Трещины, похожие на серебристые нити, мгновенно расползлись по нефритовой поверхности, извиваясь, словно живые существа, жаждущие вырваться на свободу. Они стремительно расширялись, превращаясь в глубокие разломы, которые, казалось, разрывали сам воздух.

Первая трещина рассекла лицо спящей Мо Сянь, словно разделяя маску и плоть. Внутри не было крови – только густая, как сама ночь, тьма. Она начала сочиться по краям саркофага, медленно, но неумолимо, стекая вниз, как чернила, которыми кто-то небрежно макнул само небо. Тьма, казалось, впитывала в себя свет, поглощая всё вокруг, и в этом мраке можно было разглядеть лишь зловещий блеск её глаз.

Се Линь тут же метнул печать. Символы огня вспыхнули, охватывая круг, но тьма не отступила. Наоборот – она словно обрадовалась. Обвилась вокруг знаков, впитала их… и рассмеялась.

– Уходи! – крикнул он. – Мо Сянь, назад!

Но было поздно. Девушка стояла как вкопанная. Из её глаз капали слёзы, но не от страха. От узнавания.

«Я помню тебя…»

Голос больше не звучал в её разуме. Он вырывался наружу. Сквозь губы. Сквозь руки. Через дыхание. Её зрачки расширились, отражая не свет – бездну.

– Это… – Се Линь не договорил. Его ладонь уже покрывалась инеем. – Она… уже на грани.

То, что было заперто, теперь стремилось вырваться наружу. Саркофаг раскололся окончательно, и из трещины вырвался вихрь – чёрный, густой, наполненный голосами. Сотни голосов. Мужские и женские. Старческие и детские. Они звучали то стонуще, то шепчуще, то призывно. Вихрь кружился вокруг Мо Сянь, словно пытаясь опутать её, как ветви, как кандалы, как руки утопающих. Она сделала шаг вперёд, и её облик изменился.

Волосы потемнели, приобретая оттенок синего, как у чёрного ворона. Каждая прядь казалась живой, готовой к полету. Лицо стало более чётким, словно кто-то вырезал его из мрамора, оттачивая каждую линию. Глаза – бездонные, с нечеловеческим блеском, словно в них отражалась сама тьма. В них не было страха или сомнения, только холодная решимость и древняя сила. Мо Сянь открыла и заговорила.

– Ты держал меня здесь триста лет, Се Линь.

Голос был её и нет. Он эхом отражался от стен, вибрировал в костях.

– Ты считал, что запечатал зло. Но ты лишь отвернулся от правды.

Се Линь стоял в боевой стойке, ладонь тянулась к клинку за спиной.

– Кто ты в ней?

– Я? – усмехнулась она. – Я её гнев. Её память. Её клятва. Я то, что ты не решился спасти.

Мо Сянь пошатнулась. На миг её глаза снова стали прежними.

– Помогите… – прошептала она.

Печати, висящие на стенах, вспыхнули одна за другой, но вместо защиты – начали рваться. Словно кто-то раздирал саму ткань запрета.

Се Линь бросился вперёд. Меч вырвался из ножен с резким свистом. Сталь зазвенела, и клинок вонзился в пол у ног Мо Сянь, разорвав круг.

– Проснись! – крикнул он. – Ты не она! Не это существо! Вернись!

Тьма вокруг завибрировала. Словно её что-то удерживало. Мо Сянь стояла, сжав виски, тяжело дыша. С её плеч спадал туман. Но…

«Ты всегда будешь мной…» – прошептала тень внутри неё.

И она упала на колени. Замерла. Тишина. Долгая, вязкая. Се Линь стоял, опираясь на меч, запыхавшийся, в глазах – тревога.

– Мо Сянь?

Она медленно подняла голову. И впервые – испуганно посмотрела на него.

– Я… помню. Куски. Кровь. Огонь. Люди… кричали.

Он подошёл ближе, осторожно. Коснулся её руки. Теперь никакой тьмы. Только жар. И дрожь.

– Ты не одна. Что бы это ни было ты сильнее. Я сдержу остальное.

Она кивнула, словно не веря.