Голоса глохли, точно их уносил ветер: все тише, тише, тише… Пока вовсе не смолкли. С удовлетворением Сарга прислушивался к прекрасной тишине в голове. Мысли растворились, тревоги отошли. Он услышал вопрос Багора, не уловив смысла сказанного, кивнул. Движения давались с трудом, словно он оказался на дне бочонка со смолой. Алакил блаженно улыбнулся. Его клонило в сон. Глаза закрывались.
«Где-то у краев материи возвышались четверо белых образов. Исполины следили за Саргой – сквозь них на крохотного человека смотрело само мироздание. Теряющиеся в небосводе фигуры отбрасывали густую тень, роящуюся в беспрестанном движении. Мрак у лап титанов озарился зеленым всполохом».
– Отдохни, буркнул Багор. Отдохни, а я прослежу, чтобы тебя не убили во сне.
Глава четвертая
Прямые обязанности
Багор проглотил третью лепешку, добротно набитую вяленым мясом, икнул, вытирая руки о штаны. Он всматривался в клубящуюся тьму за окном, давая мыслям течь беспрерывным потоком. Такую роскошь асир-переросток мог позволить себе крайне редко, отчего подобные моменты тишины и уединения он ценил превыше всего. Гигант прервался лишь на мгновение, когда уснувший от действия лекарства алакил дернулся, пролепетав что-то неразборчивое. Багор привстал, стараясь не шуметь, достал из сумки белую статуэтку, крайне реалистично изображающую Аббала – Белого Льва, чьей помощью пользовался каждый уважающий себя аптекарь, хирург или поэт. Произнес его имя, дотронувшись к ворочающемуся алакилу. Полукровка успокоился, вновь проваливаясь в глубокий сон. Помог ли в этом Белый Лев – Багору было неизвестно. Асир уселся на место, задумчиво потирая статуэтку пальцем. Мысли стройным рядом вновь несли его в былые времена, оголяя пред внутренним взором детство и юношество, споры с отцом и надежды, что влиятельная семья возлагала на своего отпрыска. Взлеты и падения, успехи и неудачи стремительными образами озаряли сознание.
Неизменно мысли приводили к моменту, переломившему его жизнь надвое. К моменту величайшего позора и нахождению Багора тем Ра – известнейшего в узких кругах агента службы безопасности – на пороге гибели. Он потерял все, чего добивался на протяжении долгого пути, длиною в несколько веков. Он лишился прошлой карьеры и крайне соблазнительных перспектив – того, что выступало для гиганта всем миром и единственным смыслом существования. Ведь не было у него, Багора тем Ра, ничего, кроме занятого поста и интересов Империи, которые он в рядах других агентов защищал всеми возможными силами. Он потерял все, кроме опустевшей жизни, и кабы не вмешательство вещего, потерял бы и ее.
Багор вновь икнул. Взгляд невольно переместился на скрутившегося в темноте полукровку. Так же невольно, машинально на лице Багора залегла тень отвращения.
«Как это существо вообще может находиться в выстроенном асирами мире?» – думал он, стараясь отделаться от неприятного чувства.
«Печальная необходимость. Опасная, противная не только устоявшимся традициям и идеологии страны, но и банальным соображениям безопасности. Печальная необходимость…» – он не без труда сместил бессловесный поток в иное русло, придушив захватившее нутро отвращение и – в чем он мог признаться лишь себе – страх. Багор боялся своего подопечного – исхудавшего полукровку болезненного вида, которого гигант мог разорвать надвое голыми руками. Боялся того, кем он становится, боялся охватившего истерзанное существо безумия, боялся противных Белым Львам и людям узоров, уродующих кожу полукровки выпуклыми шрамами, боялся ужасного, вечно распахнутого ока, застывшего на лбу, чье неестественное свечение мучало Багора в кошмарах. Он знал, что может сцепить на шее подопечного огромную пятерню, расплющив позвонки без особых усилий, знал, что алакил находится под его контролем, лишенный возможности пользоваться чуждыми силами без их детального документирования. Знал, но боялся того, что живет в истерзанном теле. Того плана бытия, в которое алакилы погружаются, выполняя свою работу.