– Ты была как нарт из сказок! – воскликнул он. – Как Сосруко, когда он сражался с великанами!

– Это не сказки, мальчик, – раздался хриплый голос за их спинами. Амира обернулась и увидела Хамиду, старую ведунью, что жила на краю деревни. Её сгорбленная фигура, закутанная в чёрный платок, казалась тенью, но глаза, острые и ясные, смотрели прямо на Амиру. В руках она держала посох, вырезанный из ясеня и украшенный рунами, что напоминали те, что были на священном камне.

– Хамида, – Хабиб шагнул к ней, его голос дрогнул. – Ты видела?

– Видела, – ответила старуха, её губы растянулись в беззубой улыбке. – И слышала. Ветер давно шептал о ней, но я не верила, пока не увидела своими глазами. Дочь Схауа, в тебе кровь нартов, и не простая – кровь тех, кто касался Золотого Древа.

Амира нахмурилась.

– Золотое Древо? Это просто легенда. Древо, что питало мир, пока боги не скрыли его от нас.

– Легенда? – Хамида рассмеялась, и смех её был похож на треск сухих веток. – А что ты видела у камня? Что остановило клинок Казима? Это не твоя сила, девочка. Это его сила, что течёт через тебя.

Хабиб побледнел.

– Ты хочешь сказать, она избранная? Как в пророчествах?

– Пророчествах, сказках, песнях – называй как хочешь, – отрезала Хамида. – Но я скажу тебе одно: тьма шевелится. Я чую её в ветре, в земле под ногами. И если она проснётся, только свет Древа сможет её остановить. А ты, Амира, – ключ.

Амира отступила, её разум отказывался принимать слова старухи. Она была дочерью рода, что едва держался на плаву, а не героиней из песен. Но тепло в её груди, голоса, что пели в её голове, – всё это было реальным, слишком реальным, чтобы отрицать.

– Я не хочу быть ключом, – сказала она тихо. – Я хочу, чтобы Схауа снова стали сильными. Чтобы Тлисы и Хатукай боялись нас, а не мы их.

– Тогда тебе придётся стать больше, чем ты есть, – ответила Хамида. – Золотое Древо зовёт тебя, девочка. И если ты не ответишь, тьма придёт за всеми нами.

Ночь опустилась на Тхач, укрыв деревню холодным покрывалом. Амира сидела у очага, глядя в огонь, что плясал на углях. Хабиб молчал, его руки лежали на коленях, а Аслан спал, свернувшись под шкурой. Хамида ушла, оставив за собой лишь слова, что жгли Амиру, как раскалённый уголь.

Она не спала. Её мысли кружились, как листья на ветру, возвращаясь к тому моменту, когда свет вспыхнул в её груди. Она вспоминала сказки, что рассказывал отец: о нартах, что сражались с демонами, о Древе, что было сердцем мира. И о Саусрыке, чёрном всаднике, что был побеждён, но не уничтожен.

Когда первые звёзды зажглись на небе, она услышала его снова – ветер, что звал её. Он проникал сквозь щели в стенах, шептал её имя, и в его голосе была тоска, что разрывала сердце. Амира встала, накинула плащ и шагнула к двери.

– Куда ты? – голос Хабиба остановил её.

– Я должна понять, – сказала она, не оборачиваясь. – Если это правда, если я могу спасти нас… я должна знать.

Он не ответил, но она услышала его вздох – тяжёлый, полный боли. Амира открыла дверь и вышла в ночь, чувствуя, как ветер обнимает её, как старый друг. Она знала, куда идти – к священному камню, где всё началось.

Ночь укутала Тхач чёрным покрывалом, усыпанным звёздами, что мерцали, как глаза духов, наблюдающих за миром с высоты. Луна, тонкая, как серп жнеца, висела над вершинами, отбрасывая серебряный свет на тропу, что вела к священному камню. Амира шла быстро, её шаги были почти бесшумны на мягкой земле, укрытой опавшими листьями и иглами сосен. Плащ, что она накинула на плечи, развевался за спиной, словно крылья ястреба, а ветер, её вечный спутник, гудел в ушах, то усиливаясь, то затихая, как дыхание спящего великана. Он звал её, и с каждым шагом зов становился громче, настойчивее, проникая в самую глубину её души.