– Докажи своё право! – крикнула Амира, её голос перекрыл шум схватки. Она крутанулась, уходя от второго удара, и её клинок чиркнул по рукаву Казима, оставив тонкий разрез на ткани. Кровь не выступила, но сам факт, что девчонка, которую он считал ничтожной, коснулась его, заставил предводителя Тлисов зарычать.

– Ты пожалеешь, щенок! – прорычал он и бросился на неё с новой силой. Его кинжал мелькал в воздухе, каждый выпад был точен и быстр, как укус змеи. Амира уклонялась, её ноги скользили по земле, покрытой утренней росой, но она чувствовала, как силы тают. Казим был воином, закалённым в десятках битв, а она – лишь дочерью рода, что давно утратил славу.

Вокруг кипела схватка. Люди Схауа, хоть и уступали числом, дрались яростно. Старик Муса, чья борода была седой, как снег на вершинах, размахивал топором, что выковал ещё его отец, и кричал что-то о чести предков. Молодой Заур, чья сестра когда-то просила руки Амиры для своего брата, отбивался от двоих Тлисов, его копьё ломалось под их ударами. Но Тлисы наступали, их клинки находили цель, и кровь уже текла по камням двора, смешиваясь с грязью.

Амира споткнулась, её сапог зацепился за булыжник, и Казим воспользовался моментом. Его кинжал устремился к её груди, и она поняла, что не успеет увернуться. Но в этот миг ветер ударил снова – не снаружи, а внутри неё. Она почувствовала, как тепло, что родилось у священного камня, вспыхнуло в её груди, яркое и неукротимое. Её глаза загорелись золотым светом, и она подняла руку – не нож, а пустую ладонь, – словно могла остановить сталь голой кожей.

И она остановила. Кинжал Казима замер в дюйме от её сердца, словно наткнулся на невидимую стену. Его рука дрожала, лицо исказилось от усилия, но он не мог двинуться дальше. Амира смотрела на него, и в её взгляде было что-то большее, чем гнев – сила, древняя, как сами горы. Ветер вокруг неё взвыл, срывая листья с деревьев и бросая их в лица Тлисов, как град.

– Что за колдовство?! – выкрикнул Казим, отступая назад. Его люди замерли, их клинки опустились, а глаза округлились от страха. Даже воины Схауа остановились, глядя на Амиру, словно видели её впервые.

Она не ответила. Её разум был полон голосов – неясных, переплетающихся, как нити в ковре. Они пели о прошлом, о Золотом Древе, о нартах, чья кровь текла в её жилах. Она не понимала слов, но чувствовала их силу, что поднималась из глубин её существа. Её рука всё ещё была вытянута, и свет, что исходил от неё, становился ярче, озаряя двор, как солнце в полдень.

– Амира! – крик Хабиба вырвал её из транса. Она опустила руку, и свет угас, оставив лишь слабое сияние в её глазах. Казим, воспользовавшись моментом, бросился на неё снова, но на этот раз его остановил не ветер, а Муса. Старик врезался в предводителя Тлисов плечом, и оба рухнули на землю, катаясь в грязи и выкрикивая проклятья.

Бой возобновился, но теперь Тлисы дрогнули. То, что они видели, – свет, что остановил клинок, – было за гранью их понимания. Они отступали, шаг за шагом, пока Казим не поднялся, отпихнув Мусу, и не рявкнул:

– Уходим! Но это не конец, Схауа! Мы вернёмся, и ваша девчонка-ведьма не спасёт вас!

Тлисы растворились в утреннем тумане, что стелился по ущелью, оставив за собой лишь раненых и запах крови. Амира стояла, тяжело дыша, её нож всё ещё был в руке, но пальцы дрожали. Она посмотрела на отца, ожидая гнева или страха, но Хабиб молчал, его взгляд был тяжёлым, как камень.

– Что это было? – наконец спросил он, и в голосе его звучала не только тревога, но и что-то похожее на благоговение.

– Я… не знаю, – ответила Амира, и это была правда. Она чувствовала себя опустошённой, словно сила, что вспыхнула в ней, забрала часть её самой. Аслан подбежал к ней, его лицо было бледным, но глаза сияли.