— Ближе! — еле шевелю губами.
— Чего?! — Саня наклоняется, чтобы меня расслышать.
— Того! — взметнулась коброй. Хватаю его свободными руками за оба уха и пробиваю головой.
Пока придурок пиздил меня, я успевала капать кровью на веревки, связывающие руки. Растирала, раздвигала их, набухшие от алого потока… Скользить опять же хорошо, когда руки выворачиваешь так, что кости трещат. А боли уже не чувствуешь, когда она в такой концентрации. Тут главное не отключиться.
7. 7.
Умереть не встать! Умаялась, пока Саню веревками пеленала. Вот не зря училась морские узлы вязать. Пожиратель яблок за всем наблюдает единственным здоровым глазом, второй заплыл и слился с синяком в пол-лица — красавчик! Таблетка обезбола горчит. Всегда на такой случай кладу в потайной карман. Жевать больно. Губа тоже разбита. Терминатором не стану, но должно полегчать передвигаться на своих двоих. Перемалывая и хрустя челюстью «допинг», подползаю к парню, который подает признаки жизни.
— Эй! Очнись! — тормошу за плечо.
Зря! Обессиленное тело валится мешком прямо на своего мертвого товарища. Перетаскиваю подальше, за подмышки, и переворачиваю набок, чтобы не захлебнулся слюной. Тут реанимация нужна. Мне его точно не поднять даже краном — чертыхаюсь и нащупываю пульс на шее двумя пальцами. Венка бьется, еле качая кровь. Неестественная бледность. Сухие потрескавшиеся губы.
— Тебе, коза, далеко не уйти, — в глазу Сани злость и … тоска?
«Мне далеко и не надо. Только до рюкзака. Там у меня парочка сигнальных ракет и рация, настроенная на полицейскую волну». Подхожу и пинаю «пирата кедрового леса» по почкам. Жаль, что не мой регион и зима не близко. Обоссать и на мороз — как вариант.
Послышалось кряхтение и топотня на выходе. Папенька просовывает башку, посмотреть: «как у молодых дела?».
— Бать! — успевает взвизгнуть одноглазый, извиваясь гусеницей.
Упс! Тело падает мордой в пол… точнее, в землю. Боров даже пикнуть не успевает. Сдерживаю желание еще прыгнуть сверху, чтоб позвоночник выгнуть колесом.
— Мои братья тебя на куски порежут, сука!
«Ой, кто там развякался?» — поворачиваюсь к Саньке. Он сдувается, когда я подхожу ближе, и втягивает голову в плечи.
— Братья, говоришь? — оттягиваю мочку уха. — Я из тебя сейчас слоника сделаю, если не скажешь, где они.
«Можно и второе потянуть, для симметрии» — красноухий одноглазый бандит скрипит зубами, но про братишек упорно молчит. Решив больше времени здесь не терять и самой разведать, отступаю к выходу. Перешагиваю через папеньку и оборачиваюсь:
— Парень, если ты меня слышишь… продержись еще немного!
Рука его дрогнула. Киваю самой себе, что медлить нельзя, и пробираюсь по узкому проходу. Спертый, затхлый воздух постепенно рассеивается, и я жадно втягиваю кислород ночной прохлады. А звезды какие яркие!
В стороне небольшой деревянный дом светит одним окном. Передвигаюсь осторожно. Быстро не получается — ребра больные мешают. Радует, что ничего не сломано. Одна из моих суперсил — резиновая Зина. Гнусь, но не ломаюсь: тьфу-тьфу! Надо постучать по дереву… что я и делаю, бряцая кулаком в дверь.
— Эй! Есть кто живой?!
«Выходи, маньячелло! Тут целая Валька на тебя пришла» — подхихикиваю. Нервное, наверное. В ответ — ти-ши-на! Нет маньяков дома — делаю заключение и тяну ручку на себя. Скрипнув, избушка распахивается, и я захожу внутрь. Черепов человеческих не наблюдаю. Дом как дом. Пахнет подгорелой кашей. На плите кипит чайник. Задаюсь вопросом: как отшельники здесь электричество вырабатывают? И нахожу сразу ответ в гудящем в углу аккумуляторе.
Снимаю чайник с плиты, чтоб не свистел мне тут и не мешал наводить шмон. «Где мой рюкзак?» — расшвыриваю кастрюли и сковородки, лазая по ящикам. Не стесняясь, выгребаю шмотье из шкафа. Переворачиваю все лежанки, стоящие у стены. Опа! Тяну за розовую лямку и вытаскиваю из-под кровати свой рюкзачок.