Каратисты были как на подбор сухощавы, вертки и решительно непригодны к рукопашной схватке, но часто говорили непонятные Кастету слова «маваси», «маягири» и «кавасаки», а также к месту и не к месту восклицали «Кья!»...

Каратистов охотно били все – не признающая никаких правил шпана, спортсмены, прошедшие школу изматывающих тренировок и настоящего Большого Спорта, уголовники, испытавшие на своей шкуре кровавое месиво лагерных разборок, а также случайные прохожие, если каратисты невзначай проходили мимо пьяной уличной драки...

Не били их только каратисты из соперничающих группировок, тут их схватки заканчивались вничью, бригадиры, с удовольствием понаблюдав за мельканием рук и ног и послушав звонкую японскую речь, растаскивали бойцов по машинам и оставались перетирать свои дела один на один, потому как на серьезные разборки каратистов не брали, от греха подальше отсылая их куда-нибудь за город, шашлыки готовить, например, что, впрочем, у тех получалось не очень здорово – не японская все ж таки пища...

Когда Кастет заявил о своем желании уволиться из «Скипетра», его вызвал к себе авторитет, как понял Леха, один тех людей, что стояли во главе колдобинцев. На роскошном джипе Леху отвезли в гостиницу «Пулковская», где обычно обедал авторитет, отвели в отдельный кабинет и оставили один на один с немолодым уже мужчиной в дорогом костюме. Мужчина в одиночестве сидел за столом, накрытом, судя по всему, на двоих.

– Садись, покушай, – сказал он Кастету. Леха замялся, он готовился к непростому разговору, может быть – даже к драке.

– Да я не голоден, – выдавил он из себя.

– Сразу видно, не из наших ты, – одними губами улыбнулся мужчина.

Грубое, словно плохо обработанное, лицо оставалось неподвижным, звериные глаза внимательно изучали Кастета.

– Знал бы, сколько людей мечтают даже не пообедать, а просто посидеть со мной за одним столом, а он – «не голоден»!

Мужчина еще раз улыбнулся, и от этой улыбки Кастету стало не по себе.

– Спасибо, – сказал Леха, сел на край стула и подвинул к себе тарелку с чем-то необычайно аппетитным на вид и пахнущим так, что не было слов, чтобы описать щекочущий ноздри аромат.

– Ты кушай, кушай, – сказал мужчина, – а я пока на тебя посмотрю, да и ты на меня. Может, когда еще доведется встретиться.

Мужчина откинулся на спинку стула и закурил дорогую, вкусно пахнущую сигарету.

– Не помешает? – вежливо спросил он.

– Нет, нет, что вы, – совсем смешался Кастет.

С каждой минутой он чувствовал себя все более неуютно – он не знал, как себя вести, что говорить, он не контролировал ситуацию, а такого быть не должно ни на ринге, ни в бою, ни в жизни – этот урок Кастет выучил твердо! Поэтому он с преувеличенным аппетитом принялся за неведомое блюдо, краем глаза изучая своего собеседника.

Мужчина был немолод и, что называется, терт жизнью, он был опытен каким-то ужасным, кровавым опытом жизни и излучал уверенность, от которой Кастету стало не по себе. Случалось ему несколько раз выходить на ринг против соперника, от которого исходила такая же непоколебимая уверенность в себе, и эти бои Кастет проигрывал, хотя был неплохим бойцом.

– Ну что, покушал, посмотрел, теперь – поговорим.

Кастет отложил вилку.

– Слышал – уходить ты от нас собрался.

Кастет кивнул.

– И чем же мы тебе не глянулись? Может, денег мало? Так ты скажи, знаю, жена молодая – ей цапки всякие нужны, баба, понятное дело, дите опять же растет малое, ему питание там детское надо, памперсы-ползунки всякие, все денег стоит, я понимаю, так что скажи – сколько получать хочешь?

Кастет пожал плечами: