Первая схватка Вениамин Троянов, Ефим Гринин

Итак, у нас в красном штабе был шпион!..

Сомнения не оставалось никакого. Подряд, в течение десяти дней, проваливались один за другим придуманные нами сюрпризы белым.

Предполагалось захватить белогвардейский транспорт около деревни Листвяны, взорвать железнодорожный мост в тылу белых через реку Каменку и, наконец, захватить в плен штаб 6‑го белогвардейского кавалерийского отряда.

Все эти три операции должны были быть выполнены без всякого риска, наверняка, так как заранее были учтены все условия.

И вдруг – все провалилось!..

Я сидел у себя в кабинете, когда мне были поданы последние сводки – наши и белогвардейские.

Из сводок я увидал, что красные партизаны тов. Щеткина нарвались при налете на штаб 6‑го отряда на засаду и все поголовно были уничтожены.

Таково было сообщение последней белогвардейской сводки, которые мы вообще получали так же регулярно, как и сами белые.

У нас дело разведки, я могу с гордостью сознаться, в этом отношении было поставлено прекрасно.

Я вертел в руках листок сводки, прочитывал ее раз за разом, стараясь понять что-нибудь между строк, найти какие-нибудь новые слова, объяснение нашей неудачи.

Знаменательны были слова: «Как и следовало ожидать…»

Все три операции, в том числе и план тов. Щеткина, вырабатывались и обдумывались только командармом т. Петровым, мною – членом Ревсовета армии и начальником штаба тов. Хозовым. Кроме нас троих, в эти планы, конечно, посвящался поочередно тот предводитель отряда партизан, на которого возлагалось непосредственное выполнение операции. Причем каждый из них знал только о своем деле.

И вдруг – слова: «Как и следовало ожидать…»

Значит, даже главный штаб белых знал заранее о наших операциях, заранее известил штаб 6‑го отряда, и начальство транспорта, и охрану моста, и там заранее были устроены засады!..

Черт возьми!.. Вся дальнейшая наша боевая работа будет сведена к нулю. У нас в штабе оказался шпион!

Кто же? Каким образом он получает такие секретнейшие сведения? Как он их передает? Каким образом так быстро попадают наши секреты в главный штаб белых?..

Прежде всего, у меня явилась догадка, не включились ли белые в наш провод. Ведь это часто практиковалось и у нас, и у них.

Но это не могло быть. Только о первой операции с транспортом была дана соответствующая телеграмма нашему начдиву, против фронта которого и должно было быть отбитие транспорта. Об этом необходимо было его информировать, чтобы он был наготове. Но эта телефонограмма была зашифрована секретнейшим шифром, известным в штабе дивизии только двум товарищам – начдиву и начштаба дивизии.

О второй и третьей операции никому никаких сообщений не давалось.

Кроме нас троих и начальников партизанских отрядов, решительно никто не знал. Я отбросил всю текущую переписку, донесения, телеграммы, сидел, курил и думал.

Кто же шпион? Кто?..

Мысленно перебирал состав нашего штаба. Достал было анкеты всех сотрудников штаба. Они были у меня всегда под рукой в ящике письменного стола.

Состав нашего штаба: тов. Петров. Мой начальник и мой старый друг и товарищ по партии, бывший путиловский рабочий, отбывавший при царизме каторгу и ссылку, один из виднейших работников в революции, в настоящее время – командарм, краснознаменец – гроза и жуть всех белогвардейских генералов. От одного имени тов. Петрова у золотопогонников душа убегала в пятки.

Второй – я, Лисичкин. Старый большевик-пекарь, еще мальчишкой, учеником пекарни, я ушел в революцию, в 1905 году дрался на баррикадах, эмигрировал, работал пекарем за границей – в Константинополе, в Париже и в Лондоне и только с 17 года возвратился в Россию, принявшись с жаром за революционную работу. Недавно я был мобилизован партией и назначен сюда членом Ревсовета армии.

Третий – тов. Хозов. Наш начальник штаба. Еще молодой сравнительно человек, лет 26–27. Бывший прапорщик, но имеющий огромный революционный стаж. Он в 17 году определенно встал на сторону пролетариата, был первым красным комендантом одного из крупных городов на юге, затем там же, на южном фронте, арестовал весь офицерский съезд, за что и был приговорен к смерти, скрылся, будучи разыскиваем офицерским союзом, бежал, был опознан, арестован, ждал расстрела, снова бежал, жил в подполье до октября 17 года, а затем, в ноябре, дрался во главе значительного отряда красногвардейцев, им же самим сформированного. Со своим отрядом он взял несколько городов и организовал в них первую власть Советов. Назначенный к нам начальником штаба, он сразу зарекомендовал себя лояльнейшим и преданнейшим работником революции. Он был дорог нам как стратег-самородок.

Затем шли остальные сотрудники штаба.

Я хотел было еще раз проштудировать их анкеты, но бросил. Это было бы совершенно бесцельно.

Знали только мы трое.

Я окончательно стал в тупик. Знали только мы трое!..

Проклятые строки: «Как и следовало ожидать»! Эх я, простота! Я даже привскочил. Не у нас в штабе, а в штабе белых, в их главном штабе надо искать начало нитей от шпионского клубка. Да! Там и только там! Достаточно узнать, как они получают наши секретнейшие сведения, а затем можно будет выяснить, кто им дает этот материал, кто шпион.

Решено. Я должен отправиться к белым. Только я, и никто другой. Слишком неотвратима, слишком очевидна та огромная опасность, которая грозит нашему делу. Шпион! Шпион – в самом сердце, мозгу красного штаба!

Я встал и направился в кабинет к тов. Петрову. Мы столкнулись с ним в дверях. Он шел ко мне.

Я показал ему белогвардейскую сводку. Говорить с ним мне пришлось недолго.

– Знаешь, Вася, – сказал он, – я не Пинкертон, не Шерлок Холмс. Мое дело бить белых, бить и бить. Ты первым открыл шпиона. Ты член Ревсовета. Тебе и книги в руки. Действуй в интересах революции и никаких. Одобряю и соглашаюсь заранее.

Никаких приказов о моем отъезде решено было не отдавать, никого не извещать в интересах конспирации.

– Я буду тебя ждать, – говорил Петров, – когда сделаешь все, приедешь, доложишь. Вот и баста! Закуривай!.. Когда едешь?..

– Сегодня… Сейчас… Как и каким образом – покажут обстоятельства. Главное – еду! До свиданья!

– До свиданья, братишка! Счастливо!

Мы поцеловались. Я вышел из штаба.

Всякому, знакомому с положением дел на Гражданской войне, хорошо известно, что перейти боевой фронт, – перебраться с одной воюющей стороны на другую, забраться в чужой тыл не представляет особых затруднений. Гражданский фронт не есть непрерывная линия окопов, укреплений, застав. Только в боевых местах, главное, по коммуникационным линиям, вдоль железнодорожного полотна, вдоль больших судоходных рек имеются заслоны, смычки, фронты. Отдаляясь от фронта вправо или влево, вы всегда можете попасть в такую местность, где нет ни той, ни другой воюющей стороны. В эти «нейтральные» местности являются поочередно то белые, то красные, иногда уходят далее, иногда остаются здесь в виду стратегической важности, иногда здесь возникает новый фронт, а иногда и сами жители не знают, «чи они красные, чи они белые»!..

Я, осведомленный одинаково с расположением наших и белогвардейских частей, знал, что севернее нас верст приблизительно на двести попадаются деревушки, где ни красных, ни белых нет. Туда я думал и направиться, а оттуда пробраться в штаб белых. От этих деревушек было около сорока верст до станции «Омулево» – крайнего пункта железнодорожной линии, находящейся в зоне белых и ведущей в город Тайгинск, где и был штаб действующей против нас белой армии.

Я мог бы, конечно, направиться прямо через оба фронта и, конечно, меня пропустили бы наши заставы, и я мог бы сразу очутиться у белых. Но не решился.

Не потому, что это было более рискованно. Я тут выигрывал во времени, но потому, что здесь меня знала в лицо красноармейская масса и появление мое на передовой линии, а затем и переход через заставу вызвал бы наверняка разговоры среди товарищей красноармейцев. Эти разговоры смогли бы дойти случайно до населения. От них – до белых.

Я пришел домой, тщательно обдумал первоначальные шаги, собрал, что считал необходимым, и через полчаса штабной «мерседес» мчал меня на север по отличному шоссе. Шофером был мой старый приятель-механик, с которым мы давно жили душа в душу и который не раз спасал меня во всех случаях боевой жизни. В нем я был уверен, как в самом себе, но и он знал только, что меня надо довезти до определенного пункта и потом ему надлежало возвратиться в штаб и быть немым, как рыба…

Ровно через сорок восемь часов после получения в штабе белогвардейской сводки к станции «Омулево» подошел солдатик-инвалид на костыле… Вместо левой руки у него болтался пустой рукав с приколотым на нем замусоленным Георгием.

Инвалид побродил по станции, узнал, когда уходит поезд в Тайгинск и подсел к группе кондукторов, которые с сундучками вышли принимать поезд.