– Ну и история с географией!.. – бормотал он, поднимая меня, а я наставительно ему названивал:
– Не ори, Мазепа!..
– Ну и Васька, ну и Пинкертон! Что отмочил?!
Напомнил он мне мою старую мальчишескую кличку, которой меня дразнили в детстве в пекарне, когда я постоянно таскал с собой книжки этих романов и однажды запек целую страницу Пинкертона в калач… После этого мальчики меня прозвали Пинкертоном.
– Брось! Где говорить-то будем?
– Слушай да запоминай! Записывать долго… Возьмешь сейчас у нас горячий калач: и для видимости, да и к чаю с дороги пригодится. Потом пойдешь по этой главной улице. Отсюда налево, да по левой стороне. Увидишь большой дом, № 23 – запомни. Войдешь во двор. Там в полуподвале будет дворницкая. Постучись. Выглянет такой седенький старичок. Скажи ему: «Я к барину Ивану Ефремовичу». Поведет он тебя наверх к самому купцу Ивану Ефремовичу. Высокий, белобрысый такой. Пробор до затылка и морда бритая. Если знакомого в нем не опознаешь – скажи, что ты «пекарь». Этот самый Иван Ефремович – наш как есть. Через полчаса и я там буду. Понял?
– Готово! Давай калач-то…
– Эх ты, ковыляга, иди уж!
V. Не глаз, а золото
Отыскать 23‑й дом, найти седенького старичка-дворника и попросить его проводить к Ивану Ефремовичу не доставило мне много труда, зато я измучился со своей культяпкой, взбираясь по лестнице на второй этаж.
– Что, кавалер, чай, не привык еще с костылем-то?
– Привык-то привык, дедушка, да больно расхворался. Совсем ходить не могу…
– Наш барин Иван Ахремыч посочувствует… Он всем помощь оказывает, кого в больницу, кому деньгами. Сколько к нему народу приходит… Хотя и по заграницам жил, но простыми не гнушается. Вот недавно гошпиталь на свой счет оборудовал. Тоже благодарность от начальства получил…
Я слушал и мотал на ус. Добрались на второй этаж. Пошли на кухню. В дверях нас встретила кухарка, женщина лет сорока.
– Вы к барину Ивану Ефремовичу?
Опытное мое ухо сразу уловило интеллигентские нотки, но очень, очень незаметные.
– Да. Доложите. Лично к Ивану Ефремовичу…
Старик, сдав меня, отправился в дворницкую. Кухарка ушла с докладом. Я сел в ожидании на скамейку…
– Просят вас обождать!.. Он только что встает… Не налить ли вам чашку… – она внимательно взглянула на меня… – Или кофе? Может быть, вы устали?
– Приятно иметь дело с умным человеком, – пробормотал я и, смотря ей прямо в глаза, отчеканил: – Да, товарищ, я бы с удовольствием выпил стакан кофе!
– Я сразу почувствовала, что вы «пекарь». Здравствуйте, товарищ! – Протянув мне руку, она прибавила: – Будьте спокойны: здесь все свои, – и я, и Иван Ефремович, и лакей, и кучер, и дворник.
Чем я мог ей ответить, как не крепким товарищеским пожатием?
– Берите ваш костыль. Я проведу вас в кабинет.
И я зашагал по апартаментам одного из самых шикарных особняков города Тайгинска. Единственная «вольная» нога моя утопала в мягком пушистом ковре.
Пока все шло прекрасно. Но вот мысль, которая сразу навязалась и засверлила мой мозг: «Как это так? Я пробыл “инвалидом” больше суток, меня видели сотни людей и ни у кого не явилось ни малейшего сомнения в моем инвалидном естестве, – и вот теперь в одну секунду эта женщина, этот товарищ, сразу раскрыла весь мой маскарад».
– Простите, товарищ, – обратился я к ней, – вы понимаете, что этот вопрос не простое любопытство, этот вопрос для меня чрезвычайно важный: как вы открыли, что я не инвалид, а «пекарь»? Что меня выдало?
Она остановилась, проходя через гостиную.
– Я вам сейчас продемонстрирую. Посмотрите на себя в зеркало, да всмотритесь повнимательней. Ну, видите?
– Ничего решительно не вижу… Лицо как лицо, обросшее бородой!