– Как же прозывается сие диво, – спросил восхищенный парень?!

– Жгель, – ответила ему молодая хозяйка, – сию посуду лишь мы делаем, да еще несколько деревень от Москвы недалече. Там и глину копаем, оттуда и батюшка наш, Савва Прокопыч, родом. Эх, захворал он родимый, так с ночи и не вставал сегодня с постели! Все работники – братовья мои родные и двоюродные. Кто лепит, кто обжигает, а расписываем только я да Авдейка, ну и сам батюшка. Остальные к сему делу неспособные.

– Ну, могете! Таковских вас у всех землях казать надоть!

Захару Маруся понравилась сразу, но в сердце еще не вошла. А вот, когда сейчас, улыбаясь, стояла перед полками с готовой жгелью (гжелью), той лепотой, которую она сама же и создала, когда мастерица уверенно и как-то ласково наносила кистью легкие мазки, и посуда покрывалась чудесными узорами – вот тогда молодой казак словно отдернул некую вуаль и разглядел прекрасную душу девушки. А она, поймав этот взгляд, как по нити путеводной вошла к нему в душу и также вспыхнула, засияла любовью! Любящие взгляды встретились, без всяких слов понятные каждому:

– Давай-ка я завеску (передник) сниму, и мы поднимемся к батюшке. Он наказал тебя приветить и к нему привесть, дабы мог поблагодарить за то, что спас ты вчера меня и Граню от пьяных поляков…, а мамоньки у нас нет – два года, как померла сердечная от огневицы (лихорадки).

***

Казачье войско задержалось в Коломне на трое суток. Атаман за умелые действия и отвагу в дозоре пожаловал Захару трофейную саблю, взятую с убитого польского шляхтича. Сабля была богатой, дамасской стали, с затейливым узором по клинку, ножны и рукоять ее сверкали золотом и изумрудами. Боярин Андрей тоже сделал подарок: парчовый казачий чекмень (кафтан в талию), золотого цвета, сказав при этом: «В таком и жениться не зазорно! Носи герой на добрую память! К такому молодцу я сам готов сватом идти!»

Захар одел чекмень, прицепил к поясу новую дареную саблю и грузинский же дареный кинжал, а вечером явился к новым знакомым для разговора с отцом Маруси. Тот, изможденный болезнью, принял гостя лежа на деревянной кровати с высоким резным изголовьем. В спальне была небольшая печь, покрытая изразцами из гжели, дубовый стол, застеленый нарядной столешницей, с одной стороны которого у стены стояла лавочка с вырезанными на спинке котами-баюнами, с другой была скамья с искусно сработанными козлиными ножками и копытцами. Еще были полочки, завешенные нарядными ручниками, дубовый сундук, окованный железом. Стены были оббиты светлыми досочками из белого клена, кое-где мореными.

Они долго проговорили за закрытыми дверями. Молодой казак просил позволения заслать сватов к Марии:

– Экий ты борзый, казаче, два дня знакомы, так уже и «прикажи сватов заслать, батюшка!» Как там у вас на Дону готорют: «Надо бы трошки годить!»

– Надоть годить, как же! Вот возвернусь с похода. Ляхов с России повыметем, тогда только и сватов засылать! А, вено (выкуп за невесту) заплачу какое скажешь! Не хватить грошей, так саблю продам и кинжал, им цены нет! А ноне в нас с тобой, батюшка Савва Прокопыч, навроде сговора, – больной покряхтел, поглядел устало:

– А с дочушкой как, ты о сем сговорился?!

– Точно так, она согласная, – подтвердил Захар радостно!

– Во как! Когда успел-то, – прошептал родитель устало-удивленно!

– Так наше дело военное! Скоро у поход, а Маруся девица видная, мабудь кто еще свататься надумаеть – так упущу тогда свое счастье! А, еще боярин Андрей Васильевич Алябьев, воевода наш, вызвался сватом до меня идтить!

В то время заполучить такого человека знакомым, почти родичем было большой удачей. Сильные мира сего могли помочь в очень многих вещах: