– О! Сие честь великая! Только, вишь ты, Манечка для меня – рука моя правая! Наградил ее Господь талантом! Она ведь и на кругу гончарном такое выделывает, такое выдумывает, что никому не способно! А какие узоры выписывает по жгели! Парни, пока меня нет во всем ее слушают и, как скажет, так и делают, даром, что девица! Уж она три года в мастерской. Поди уж и позабыла всю работу по дому женскую: вышивать, да стряпать! Как тебе жена такая, – мастер поглядел хитро?

– А так, что люблю ее больше жизни! Однако, батюшка, мастерить жгель – то дело доброе, но, наиглавнейшее для девицы дело – замуж выйти, семью содеять, да детвы народить! Я так полагаю! Будут гроши – найдется кому кулеш, да кондер стряпать! Дар ее я уважаю и зарывать его не намерен! Можно и нам с ей этакую мастерскую завесть, коли дозволишь, – Савве Прокопычу такой ответ понравился, улыбка тронула усталые губы недужного:

– Что же, парнек, ступай пока, а ко мне Машу покличь. Я с ней побеседую, все обмыслю, дай срок, да и после ответ дам!

***

Боярин Андрей послал слугу разузнать куда ходил такой нарядный Захар? А уже вся слобоа ремесленная знала, что Захар – это жених Маруси Жгелевой. На следующий день боярин пошел к отцу Маруси сам. Тот было хотел встретить важного гостя стоя, но воевода не позволил. Он, как и его сын недавно, теперь беседовал с лежащим в постели мастером:

– Доброго здоровьица Савва Прокопыч, мастер жгелевый!

– И тебе не хворать, батюшка боярин Андрей Васильевич, – он сделал попытку привстать, чтобы поклониться!

– Лежи, лежи, Савва Прокопыч, – велел ему воевода, – позрил я работу твою – отменно, зело лепо! Я так мыслю, что в купцы тебе выходить надо, потому как жгель твою народ покупать станет, как пирожки горячие!

– Дак я уж помысливал о сем. Один купчина ярославский предложил мне создать кумпанство. Он, вишь ты, по весне, только ледоход минет, челны свои здесь в Коломне жгелью нашей отоваривает и гонит их вниз по речке Коломенке, далее по Москве реке до Оки, потом по Оке до Волги, а уж после вверх по ней до Ярославля, где сам и обитает. В сие же время весной ранней другой его караван, груженый пушниной, по тем же рекам идет до Коломны. По пути оба каравана весь товар распродают подчистую в торговых городках, почитай за полгода, аккурат до середины осени. Здесь его челны зимуют и, на год следующий, все повторяют по новой. Так тому купчине мало того, что мы делаем. Он желает большой торг затеять по всей Волге и Оке, и Каме. Посему хотел бы производство жгели в Ярославле наладить, дабы раз в 10 поболе чем теперь лепить. Так, что сей купчина предлагал мне так: его деньга, челны, а мои мастера там производство запустят. Барыш пополам! Хотел уж было я с ним по рукам ударить, сынов в Ярославль отрядить, да уж времена ноне сильно смутные! На дорогах разбой!

– Э, Савва Прокопыч, волков бояться – в лес не ходить! Мой совет те собирать сынов, все, что для дела надо, сырье, краски, что там потребно, грузитесь на телеги и езжайте с Богом. За нами еще один казачий отряд следует, сабель триста-четыреста, те, что, как и ты долго мыслили. Вот с ними и их обозом отправляйтесь, за седмицу то, чай соберетесь! Мыслю, за сей срок они в Коломне будут. Казакам скажи, де я попросил о том, а еще скажи, дескать Захар Пыр зять твой будущий, парень геройский, даром что молод, а его на Дону знают! Лучшей защиты в пути, чем сии казачки сынам твоим не сыскать! Да, а про Захара я к тебе особый разговор имею. Почитай лет двадцать тому лечился, отлеживался я от ран тяжких на казачьем хуторе. Приютила меня там одна молодая семья: казак Кондрат и жена его казачка Алена. Кондрата Господь забрал, Царствие ему Небесное, а с Аленой повидались мы недавно. Просила она приглядеть за сыном своим единственным, за Захаркой, стало быть! Я, Савва Прокопыч, добро помню и считаю себя их должником – не дали помереть мне 20 лет назад! Так, что дал я слово матери, что о сыне ее попекусь! Потому и пришел ноне к тебе. Ежели счастье казака Пыра в твоей дочери, так и о ней моя забота тоже! Так, что будет нужда какая – обращайся, ни в чем тебе отказа не дам! А, вот еще держи-ка перстень с моим вензелем. Нас Алябьевых по России, по разным местам немало. Случится мне быть далече, мои родичи подсобят, коли перстень им покажешь, – боярин тут же вложил в ладонь мастера золотой перстень с выступающей посередине буквой А в фигурных завитушках, как бы сидящей на крупном сапфире.