Перчатки с пришитыми пальцами Алексей Мальцев
Серия «Аллея»
© Издательство «РуДа», 2024
© А. В. Мальцев, текст, 2024
© В. В. Сушинцев, обложка, 2024
Женщина из прошлого
Февраль 2018-го
Неужели это она?! Иначе – откуда он может помнить это лицо? Эту отрешенную интонацию, с которой его обладательница произнесла безысходное:
– Ну, вот и все.
И легко взлетевшие вверх руки, когда он начал прослушивать ее сердце. Он узнал их, когда-то это уже было в его жизни. Только когда?
Из того, что было доступно, что не выветрилось повседневностью, не заслонилось другим, более сочным и наваристым, память привычно сканировала эпизод за эпизодом, где могли фигурировать эти как будто сточенные уголки губ, короткий вздернутый носик с горстью веснушек и едва уловимая надтреснутость голоса…
Она, она, вне всяких сомнений!
Время женщину не пощадило, но какая это, в сущности, мелочь в сравнении с тем, что Стас узнал ее. Словно открылась замурованная дверь туда, где он не был целую вечность. Осталось спокойно посидеть и восстановить все до мелочей. Он был уверен, что у него получится. Требовалось только время…
Но времени как раз и не было.
Стас посмотрел на сигарету, которую курил. Тлеющий с одной стороны пучок мелкорубленных сухих листьев, завернутый в бумагу, – тоже, в сущности, символ времени, перехода из одного состояния в другое. Но что-то быстро они, пучки эти, стали заканчиваться! Скоростные, что ли?
Ему не только времени не хватает, но и сигареты!
Из клиники выскочил, на ходу наматывая на шею синий шарф, зам. председателя местного отделения «Неделимой России» Игорь Мартынович Кривицкий. Идеолог партии – как про себя его называл доктор. Ему бы к синему шарфику пришить с одной стороны полоску белого, с другой – красного, получился бы натуральный триколор, а так – неинтересно, обычный болельщик питерского «Зенита». Да и кто ему позволит государственный флаг на шею наматывать!
Следом за идеологом захрустел по весеннему снежку оператор с гигантским кофром. Невысокому длинноволосому пареньку предстояло запечатлеть для потомков историческую встречу доктора с избирателями, как доверенного лица будущего президента. Впрочем, насколько Пермяков был в курсе, съемки не ограничивались данной встречей. Идея снять фильм о нем была озвучена месяц назад одной известной журналисткой на брифинге администрации, и даже поддержана губернатором. С тех пор паренек с камерой частенько маячил у доктора перед глазами, даже во время операций. Приходилось контролировать себя дополнительно, «фильтровать базар», что напрягало и нервировало.
– Станислав Матвеевич, мы через пару часов должны быть в Соликамске, поспешим, родной, – крикнул идеолог, махнув рукой, и засеменил к припаркованному на стоянке черному «мерседесу». – Опаздываем безнадежно… Электорат, конечно, подождет, у нас куча смягчающих обстоятельств, но злоупотреблять этим, сами понимаете, не стоит. Тем более встреча обещает быть плодотворной. По дороге по основным моментам выступления пробежимся кратенько.
Вот, значит, как – электорат! До сих пор Стасу были ближе другие критерии отбора: больные, пациенты, хроники, диспансерные. Гипертоники, язвенники, диабетики, астматики, наконец… Один коллега гинеколог выражался еще конкретней: «У кабинета сидит сплошь детородный возраст!» Другой, главврач профилактория, после третьей рюмки любил философствовать: «Мы имеем дело с безнадежно здоровыми людьми!»
Теперь, значит, электорат. Ну-ну…
Раскрыв дверь иномарки, Кривицкий замер, положил руку на сердце и с мольбой взглянул на Пермякова. Оператор, идущий следом, едва не налетел на него.
И покурить по-человечески времени нет! Не то что посидеть спокойно и вспомнить ту, которая была в его судьбе давным-давно. И вот теперь возникла снова. Ту, которую он когда-то предал, не вспоминая о ней уйму лет, как-то жил без нее… А теперь терзается из-за нехватки времени.
Хотелось просто подумать о ней, просто подумать.
Завтра, собственно, тоже времени не будет… И послезавтра. Дойдя мысленно до конца недели, Пермяков бросил сигарету в урну и направился к «мерседесу».
По сути, сейчас для него нет ничего более важного. Понятно, что женщин в жизни было много. Больше, чем нужно. А сколько их нужно, кто-то знает?
– Игорь Мартынович, можно откровенный вопрос? Так сказать, не по теме выступления, – тронул он за плечо Кривицкого, когда «мерседес» выруливал из ограды Института Сердца. – Сколько у вас в жизни было женщин?
Оператор, сидевший рядом с доктором, от неожиданности хрюкнул.
– Вам бы не про женщин сейчас думать, Станислав Матвеевич. Как вы можете в такое время… Честное слово, не понимаю!
– И все-таки, – проявил настойчивость доктор.
– Две, как на духу, так и быть, отвечаю. Одна школьная любовь, которая уехала… то ли в Омск, не помню сейчас, то ли в Томск давным-давно, научив меня всем премудростям. И вторая – настоящая моя супруга, Надежда. С ней мы рука об руку по жизни уже лет двадцать как…
– Как? И все? Две за всю жизнь? – разочарованно уточнил Стас. – И вы хотите, чтобы я поверил?
– А вы бы сколько хотели услышать? – повернулся к нему идеолог. – Ради успеха нашего общего дела я готов назвать любую цифру. Только бы вы больше не отвлекались на всякую ерунду.
Стас разглядел у него испарину над верхней губой.
«Пожалуй, не врет, – привычно диагностировал про себя. – Ну, что ж, ему проще, чем тебе, доктор, в аналогичной ситуации. Легче живется, наверное. Не надо напрягаться».
– Это не ерунда, Игорь Мартынович, – протянул вслух, – никак не ерунда. Ладно, давайте, что там у вас по выступлению.
– Так вот, акцентировать внимание публики на том, что Центр появился на свет благодаря политике президента, думаю, лишний раз не стоит.
– Но если это действительно так?! Почему же не стоит?
– Это так, я знаю, а не стоит потому, что ситуация изменилась… Стратегически все остается прежним, но тактика немного другая. Сейчас у электората превратное отношение к политикам с такой позицией. Выступления деятелей культуры – актеров, режиссеров и композиторов, говорящих с экрана о том, что вот, дескать, в девяностые были мы все в дерьме, а в нулевые поднялись, – уже приелись, вызывают скорее раздражение, нежели доверие. Особенно если на местах ничего не получается. Ведь поднялись далеко не все, понимаете? А вы – свой, кровь от крови. Должны гнуть свое. Ваш взгляд, ваше мнение – как бы изнутри, под другим ракурсом.
Пермяков слушал идеолога партии, смотрел за окно на проплывающие мимо снежные февральские пейзажи и вдруг понял, что не сможет говорить с избирателями, пока не вспомнит все до мелочей. Эта женщина заняла его всего, вытеснив, отодвинув остальное.
Кстати, узнала ли она его? Вряд ли. Ей не до притворства, она обращалась к нему как к хирургу, который будет ее оперировать. Традиционная словесная прелюдия: «Уж постарайтесь», «На вас одна надежда», «Пожалуйста, сделайте как можно лучше, спасите»…
У него, кстати, давно заготовлен стандартный ответ для таких случаев: «Я лучше не умею! Не обучен!» Хотя ей он мог бы так не говорить! Мог сдержаться. Она – не все, не остальные, она – одна!
Как это ни претит твоему самолюбию, господин профессор, но в жизни этой женщины ты – оперирующий кардиохирург, не более. Не узнала она тебя.
И пусть твоя память говорит о другом. Пусть давно, пусть полжизни назад… Это случилось, выстрелило, озарив все вокруг ярким пламенем… Но это – в прошлом. А в настоящем нет ничего, только предстоящая операция. Не более.
Хотелось, чтобы было иначе, но…
Поступила вчера с направлением от участкового ревматолога. Комбинированный аортально-митральный порок, субкомпенсация, предельная доза сердечных препаратов, диуретиков, калия… Весь набор в наличии: многолетний ревматизм после однажды перенесенной ангины, печень, одышка, отеки, ЭКГ, УЗИ, ЭХО. По данным обследований выходило, что придется вшивать два клапана.
Все предельно ясно. Кроме одного: почему, увидев ее, доктор забыл, кто он, зачем на нем эта зеленая униформа, авторучка «паркер» в руке…
Когда-то, давным-давно, может, не в этой жизни… Между ними, как сейчас говорят, что-то было. И потом не повторилось. Хотя в те дни казалось, что повторится непременно.
Зачем он вчера начал объяснять ей эту муру?.. Что, несмотря на интенсивные изыскания в области разработки материалов и тканей для изготовления протезов клапанов, «идеального», сравнимого с природным клапаном сердца человека, так и не получено.
Какого черта? Идиот! Ей от этого не легче!
Что ей с того, что перед каждым иссечением природного пораженного клапана ты стараешься не упустить ни одного шанса его сохранить, добиваясь максимального восстановления способности нормально функционировать. Да, сейчас есть возможность заменять не весь клапан целиком, а лишь его пораженный компонент. И что?
И про створки митрального кольца зачем завел бодягу? К чему ей знать про вшивание синтетических колец или шовную циркулярную аннулопластику[1] новыми сверхпрочными нитями?
Ни о чем другом, более житейском, человеческом поговорить не судьба? Ничего на ум не пришло? Тупица ты, Пермяков!
Лес за окнами кончился, замелькала холмистость, стало больше света. Намного отчетливей зазвучала чуть картавая речь идеолога партии:
– Наверняка будут жаловаться на инфляцию, коррупцию, кризис, высокую ставку рефинансирования, маленькие пенсии. Здесь можно применить контрвыпад, прием такой есть. А сами-то вы, господа-товарищи, что сделали? Вот я, например, то есть вы как будто, в девяностых не ждал милости от природы. Оперировал и оперировал. Занимался бизнесом, зарабатывая деньги для будущего Центра. Ходил по инстанциям, убеждал чиновников в том, что городу необходима своя кардиохирургия, необходим свой Центр. И добился, как видите… Под лежачий камень вода не течет! Думаю, подобные аргументы от своего человека, своего лидера окажутся более весомыми… Важно, чтобы они услышали это именно от вас.
