Она подвела Исидору к статуе Хатхор, где в нише стояла маленькая фигурка богини с лицом, обрамленным солнечным диском.

– Останься здесь. Попроси её успокоить твоё сердце. Иногда даже богиням нужно побыть наедине с печалями смертных.

С этими словами она удалилась, оставив принцессу одну – с её мыслями, с её болью, под кротким взглядом каменной богини, чья улыбка вдруг показалась Исидоре слишком похожей на улыбку судьбы – знающей, но безмолвной.

А где-то в Мемфисе в это время фараон уже поднимал кубок, провозглашая тост за будущее своей династии, восхваляя своих сыновей, даже не подозревая, как далеко простираются тени заговора.

***

Пир во дворце постепенно угасал, как тлеющие угли в жаровнях. Золотые кубки опустели, музыканты сложили инструменты, и только редкий смех ещё долетал из дальних покоев, где задержались последние гости.

Хефрен бродил по ночному саду, где лунный свет, пробиваясь сквозь пальмовые листья, рисовал серебристые узоры на дорожках. Он играл на его нагруднике с символом Монту.

Воспоминания, как набеги нубийцев, нахлынули внезапно. Детские годы – они втроем, маленькие, босоногие, гоняются тут за ящерицами. Принц кричит что-то победное, Исидора смеётся, а он, Хефрен, старается казаться серьезным, хотя сердце прыгает от восторга.

Тот день, когда он впервые увидел её не ребёнком – она стояла у фонтана, и солнечный луч упал прямо в её янтарные глаза, сделав их похожими на золотые амулеты. С той минуты сон стал для него редким гостем.

Он остановился, запрокинул голову. Луна, почти круглая, смотрела на него как всевидящее око Ра.

– Смотришь ли ты на неё сейчас, принцесса? – прошептал он в пустоту. – Или уже забыла?

Сад вокруг будто затаил дыхание. Даже цикады смолкли.

Только луна, холодная и равнодушная, продолжала свой путь по небу, освещая его тоску.

Две души, разделённые долгом, но связанные чем-то, что сильнее даже воли богов.

Хефрен вспоминал, как из обрезков сандалового дерева, выпрошенных у дворцового резчика, он вырезал маленький кружок – так тщательно, что пальцы дожали от напржния. На гладкой поверхности острым кинжалом вывел символ Исиды – крылатой богини, покровительницы своей принцессы.

Когда настал день её отъезда в храм, он замер у ворот, сжимая в потной ладони этот скромный дар. В последний момент проделал тонкое отверстие – чтобы можно было продеть нить, хотя достойной цепочки для принцессы у него не нашлось.

– Это… для защиты и.., – он запнулся, его голос был тихим с лёгким шуршание, словно песок, гонимый ветром.

– На память,  – робко добавила она и улыбнулась.

Именно эту надежду глубоко внутри он лелеял – чтобы этот крошечный знак, этот кусочек его труда, всегда напоминал ей о том, кто всегда ждёт и жаждет взгляд её янтарных глаз. Чтобы даже в священных стенах храма, среди золотых украшений и даров фараона, у неё было что-то принадлежащее только ему.

И когда её пальцы, привыкшие к драгоценностям, бережно приняли этот невзрачный кусочек дерева, в его сердце забилось ещё быстрее.

***

Лунный свет, пробиваясь сквозь листву пальм, рисовал серебристые узоры на плитах гаремного сада. В этой части дворца царила тишина, нарушаемая лишь шелестом листьев и редкими криками ночных птиц.

Дворец и все его обитатели уж давно погрузился в сон.

Небет, закутанная в темный плащ, скользнула между кустами граната, где её уже ждал Камос. Его лицо, обычно столь надменное, сейчас выражало нетерпение.

– Ты уверена, что всё сработает? – прошептал он, хватая её за руку.

Небет улыбнулась, её глаза сверкали в темноте, как у кошки:

– Жрец Уджагорует сыграл свою роль безупречно. Фараон убеждён, что сам Тот явился ему во сне. Завтра, после праздника Хатхор, он объявит о вашем браке с Исидорой на пиру.