Остановившись перед троном, Тахмурес склонился в глубоком поклоне, коснувшись лбом сложенных ладоней. Хефрен же опустился на колени, склонившись в ниц, его лоб коснулся холодного каменного пола.

Фараон жестом разрешил им подняться.

– Сын мой, – голос Аменемхета звучал торжественно, – да будет твой путь освещен, как путь Ра по небесному Нилу.

Тахмурес выпрямился и начал доклад, соблюдая все формальности:

– О, Великий, Бог в Облике Смертного, позволь мне поведать о деяниях твоих воинов. В землях восточной пустыни мы провели учения, как ты повелел. «Стрелы Монту» увеличили скорость перестроения на треть. Лучники теперь поражают цель с расстояния в двести шагов девятью стрелами из десяти. И все это – благодаря искусству Хефрена, чьи методы тренировок достойны быть записанными в анналы.

Писец у ног фараона усердно выводил иероглифы на папирусе.

– Мы подавили три восстания в пограничных номах, потеряв лишь двух воинов. Колесницы теперь оснащены по новому образцу – оси укреплены бронзовыми накладками, как предложил Хефрен. Если позволишь, о Отец, я представлю полные отчеты завтра главному писцу и казначею.

Аменемхет кивнул, его лицо выражало удовлетворение:

– Ты хорошо послужил Египту, сын мой. А ты, Хефрен…

Командующий напрягся, всё ещё глядя в пол.

– Ты – достойный сын Ирсу. Он может гордиться тобой. И я рад, что у моего наследника есть такой верный меч.

Хефрен снова пал ниц, его голос прозвучал четко:

– Служить тебе, о Владыка Обеих Земель, Сын Ра, Возлюбленный Амоном и Египту – единственный смысл моей жизни. Нет судьбы желаннее для меня.

Фараон милостиво позволил ему подняться.

– Отдохните. Сегодня вечером я жду вас на пир.

Когда они выходили из зала, Хефрен украдкой вздохнул с облегчением. Исидора не была здесь – она готовилась к празднику в храме. И это было к лучшему.

Он не был уверен, что смог бы сохранить ледяное спокойствие, встретив её взгляд.

А солнце за окнами тем временем касалось вершин пирамид, окрашивая их в цвета расплавленного золота.

***

Теплый свет масляных ламп озарял скромную трапезную, где за низкими столиками собрались жрицы. Воздух был наполнен ароматом запеченных фиников, свежего хлеба и легких благовоний. В углу три музыкантши – две с арфами и одна с систром – исполняли меланхоличную мелодию, напоминающую шепот Нила на закате.

Главная жрица Меритхотеп, облаченная в простой белый калазирис, но с золотым символом Хатхор на груди, жестом пригласила Исидору занять почетное место рядом с собой.

– Дитя богов, раздели с нами скромную трапезу, – сказала она, и все присутствующие склонили головы в молитве.

– Слава Тебе, Золотая Госпожа, Дарующая радость…

Исидора лишь делала вид, что ест. Её пальцы перебирали виноград, но не подносили его ко рту. Взгляд, обычно ясный, сейчас был устремлен куда-то вдаль, будто следил за тенями на стенах.

Меритхотеп заметила это.

Когда ужин закончился, она мягко коснулась руки принцессы:

– Прогуляемся, дочь моя? Наш сад особенно прекрасен в этот час.

Они вышли в сад, где последние лучи солнца окрашивали статуи богини в кроваво-золотой цвет. Жрица остановилась у фонтана, его тихий плеск заполнил паузу.

– Я вижу, как что-то терзает твою Ба, – начала она, не глядя на принцессу. – Поделись со мной. Эти стены хранят тайны крепче, чем пирамиды хранят мумии.

Исидора вздохнула. Она не могла рассказать о Хефрене, о боли в сердце, но выбрала слова осторожно:

– Скоро решится моя судьба… Брак… Я верю в мудрость отца, но… – её голос дрогнул, – как страшно доверить выбор тому, кто может ошибиться.

Жрица мягко улыбнулась:

– Фараона ведут сами боги. Тот направит его мысли, Маат не позволит лжи возобладать. Разве ты не чувствовала, как Ра осеняет его своим крылом?