Она ждала его, стоя у окна и вглядываясь в ночное небо. Оно было сплошь усыпано помигивающими звездами – белыми и бледно-голубыми, желтыми и блекло-красными; одни были теплыми, как комната, в которую ступил Клеон, другие – холодными, какой выглядела сейчас его царица. Портьера, скрывавшая дверь, из которой он вышел, едва шевельнулась, но Гипепирия уловила движение воздуха и повернулась.

– Тебя долго не было, – произнесла она уставшим голосом, но упрека в нем не было, лишь желание поскорее закончить с тем, чего она ждала.

– Прости, госпожа. – Клеон шагнул ближе, почтительно склонил голову. – Совет затянулся. Они и сейчас еще там.

– Говори же, что ты узнал.

Глаза царицы потеплели и оживились, и слуга, понизив голос – скорее, по привычке, чем от вероятности, что их подслушают, – приступил к пересказу того, что услышал:

– Через два дня корабли начнут переправлять в Фанагорию основную часть войска. Небольшая флотилия уйдет в Меотиду, к Танаису. Котис решил, что нужно найти и уничтожить последние корабли Митридата, обезопасив тем самым свой тыл, а заодно – продемонстрировать тамошним эллинам свою силу. Римский отряд этой флотилии будет нашим резервом на севере…

– И одновременно не явной, но все-таки угрозой царю сираков Зорсину, – закончила за Клеона Гипепирия и улыбнулась: – Мой сын сам предложил этот план или его ему подсказали?

Слуга качнул головой и улыбнулся в ответ:

– Сам, госпожа. Почти сразу. И его все поддержали.

– Еще бы не поддержать! Это умно и стратегически верно. К тому же сделан правильный дипломатический шаг в сторону танаисцев. А они, как известно, всегда отличались своенравностью и необъяснимым, во всяком случае, для меня, упорством в вопросах самостоятельности. Что ж, им нужно напомнить, чьи они подданные.

– Я тоже никогда не понимал их беспечности. Когда живешь по соседству с дикими необузданными варварами, стоит думать не о собственной свободе, а о сильном покровителе, чья власть и могущество смогут тебя защитить.

Клеон умолк, наблюдая за реакцией царицы. Он служил ей больше двадцати лет, а последние десять являлся и личным телохранителем, и тем самым доверенным лицом, которому, вверяя свои тайны, порой поручают весьма щекотливые дела. Ко всему Гипепирия никогда не запрещала ему высказывать свое мнение. Напротив, всегда внимательно его выслушивала. Вот и теперь разглядывала лицо своего верного слуги, как бы ища на нем ответ на мучивший ее вопрос. Наконец, после короткой паузы, она сказала:

– Котис взрослеет, становится настоящим правителем. – В ее темных глазах вспыхнули искры теплого материнского огня, но они тотчас погасли. – Как я понимаю, это не все. – Царица словно стряхнула с себя вуаль отстраненности, вновь превратившись в сосредоточенного слушателя. – Продолжай, Клеон.

– Уже завтра подойдут корабли из Херсонеса, с воинами и снаряжением, – начал он, вспоминая последовательность речей и решений совета. – И это еще одна причина, по которой с переброской войск в Фанагорию затягивать не станут. Митридат, безусловно, узнает от своих шпионов и о флоте, и о войсках, что собрались в Пантикапее. Но лучше, если он узнает об этом как можно позже, когда наши галеры уже доставят армию на тот берег, и она подойдет к границам его новых владений. Хотя…

– Договаривай уже, коль начал, – подбодрила его Гипепирия.

Клеон пожал широкими плечами, и лицо его, обычно суровое и жесткое, приняло несвойственный ему растерянный вид.

– Мне кажется, Котис не считает нужным, чтобы Пантикапей кормил столько ртов. И в этом как раз и есть главная причина такой спешки.