– Это я понимаю. Но все же, почему на месте моей конницы находятся не твои опытные вифинийцы?

– Потому что я не думаю, что берег Гипаниса остается для нас наиболее безопасным участком.

– И какие у тебя основания так думать?

– Убедись сам. – Префект указал рукой на узкий проход между берегом реки и крутым склоном возвышенности, на которой расположилось пешее войско Митридата. – Как думаешь, светлейший, чего нам ждать с этого направления? – Котис промолчал, и Аквила закончил: – Для конной атаки, как нашей, так и Митридата, коридор узок, но я почти уверен, что он приготовил там ловушки.

– Целая ала кавалерии будет охранять тропинку, где едва поместятся в ряд пять всадников? – Котис продолжал смотреть на префекта с недоумением.

– Пусть Митридат продолжает думать, что переиграл нас. – Аквила перевел взгляд на когорты легионеров, замершие в боевом строю. – Но не один он мастер на хитрости.

– Надеюсь, префект, что увижу сегодня твоих вифинийцев в деле.

– Даже не сомневайся, царь.

Алу кавалерии в тысячу всадников Аквила привел с собой из Вифинии четыре года назад. Она осталась с ним на Боспоре и после того, как основная часть римского войска вернулась с Галлом в Мёзию. В солдатской среде ее стали именовать «алой Аквилы», и старшие офицеры об этом знали. Знал и Котис. Втайне он завидовал префекту, сумевшему быстро завоевать авторитет у простых воинов. Впрочем, зависть эта была обусловлена самыми лучшими побуждениями: юный царь только набирал вес и силу в своем государстве и страстно желал походить на этого сильного, умного мужчину, которого солдаты почитали чуть ли не как самого Юлия Цезаря.

– Не стоит томить бездействием наших воинов, – сказал Аквила, щурясь на яркое солнце, уже начавшее обжигать кожу лица и рук.

Котис кивком головы указал в сторону брата, с высоты гряды наблюдавшего за их войском.

– Вероятно, он ждет, что мы нападем первыми?

Он едва произнес последнее слово, как Митридат поднял руку, и в римские когорты полетели стрелы. Они описали широкую дугу, прошив небо черными иглами, и обрушились на боспорцев и римлян точечным градом. По щитам солдат, как маленькие молоточки, застучали железные наконечники. Там, где щит не был обшит металлом, стрелы с жадным дрожанием впивались в него. За первым залпом сразу же последовал второй, более прицельный и плотный. На этот раз стрелы нашли людскую плоть. Упали первые убитые и раненые. Образовавшиеся прорехи в строю тут же заняли их товарищи из задних рядов.

Котис повернул к Аквиле возбужденное лицо, и тот отдал приказ корницену:

– Два раза!

Горн взревел так, что птицы, еще остававшиеся в округе, унеслись на другой берег Гипаниса. Две сотни сирийцев, изголодавшихся по настоящему делу, спустили тетивы своих луков. И не успели стрелки Митридата опомниться, как многие из них, кувыркаясь и вопя, покатились по склону. За сирийцами выпустила стрелы вторая шеренга, состоявшая из боспорцев Котиса. Но стрелки противника уже успели отойти за щиты своей пехоты.