– Вижу! Вся армия! – выкрикнул самый молодой воин турмы, вперив взгляд в ползущую по самому краю Гипаниса черную тучу.

Лента реки, широкая и спокойная, блестела на солнце, играя множеством цветов: синих, голубых, белых, серых и золотисто-желтых. Сжимавшие ее берега как будто специально, для контраста, налились сочной зеленой краской, которая источала так много жизни и радости, что порхающие над прибрежными зарослями птицы казались пыльцой распустившегося цветка, невесомо парящей в прозрачном воздухе. Пейзаж был настолько мирным, что движущаяся вдоль берега темная масса из человеческих и конских тел выглядела нереальной. Нереальность ее усиливала и какая-то особенная, неприродная тишина. Здравый рассудок подсказывал, что из-за большого расстояния они не могут слышать ни голосов людей, ни ржания лошадей. Но глаза, видевшие это движение и посылавшие сигналы мозгу, заставляли возбужденный разум отказываться от логики.

– Возвращаемся! – отдал команду Лукан и натянул повод, разворачивая Аякса.

Жеребец, почувствовав нетерпение хозяина, тем не менее не стал нестись вниз по склону в полную силу, но, достигнув равнины, рванул так, словно у него выросли крылья. За спиной Гая, то приближаясь, то отставая, дробью стучали копыта – турма следовала за своим командиром живым хвостом.

Небольшая рощица, которую они уже проезжали, была совсем рядом, когда, разорвав заросли кустарника, из нее выехали два всадника. Заметив римскую кавалерию, они пустили лошадей в такой стремительный галоп, что гнаться за ними не имело смысла.

– Разведчики! Как мы могли их пропустить?! – начал ворчать декурион. – Врата Аида, теперь Митридат узнает, что мы рядом!

Лукан проводил глазами удаляющуюся пару. В том, что эти двое следили за их армией, можно было не сомневаться, но стоило ли делать тайну из ее продвижения и дальше? Он обернулся к своим парням.

– Пусть знает! Рано или поздно мы должны были встретиться лицом к лицу. Поэтому я спрошу вас: зачем откладывать на завтра то, что мы можем сделать с его войском уже сегодня?!

– Тогда поспешим к царю Котису! – бодро отозвался декурион и вскинул руку к небу. – Ребята, нас встретят как героев!

Турма сорвалась с места, выбив из-под копыт лошадей комья земли; они разлетелись в стороны, как пущенные из баллист снаряды. Улизнувшие лазутчики были забыты, хлеставший по лицам ветерок будто напевал бравую боевую песню, подзадоривал, подгонял вперед. Роща осталась позади, а впереди, как на ладони, раскинулась ярко-зеленая низина с текущей по левую руку рекой. «Два полета стрелы, не больше», – прикинул Лукан расстояние, отделявшее турму от плотной колонны всадников. Они ехали им навстречу неспешной рысью, в ровном строю, и на какое-то мгновение Гаю показалось, что он ощутил, как вздрагивает под ногами Аякса земля.

– Наши! – вырвалось у молодого воина, который первым увидел войско Митридата.

– Дурень! – оборвал его декурион. – Кто еще может здесь быть? А наш противник там! – И ткнул вытянутым пальцем на восток.

Гай посмотрел на солнце. Оно перевалило за полдень и скатывалось к сереющим на линии горизонта горам. «Завтра утром. Все произойдет завтра утром», – решил он и пустил Аякса рысью.

Солнце едва позолотило тихие воды Гипаниса и его зеленые берега, когда ала римской кавалерии выдвинулась к возвышенности, которую занял Митридат. Разбитая на сотни тысяча катилась в строго выстроенном порядке, с равными разрывами между подразделениями. Она напоминала железную гусеницу, разрезанную на десять равных частей, с тысячью железных волосков – длинных, смертельно острых, но нарядно сверкающих. Топот копыт и лязг металла наполняли воздух привкусом свинца; трепещущие штандарты парили над строем хищными орлами. И хотя боевые горны еще не издали ни звука, все живое, что пряталось в траве, норах и прибрежном камыше, стремглав уносилось прочь.