Теперь она не была в этом уверена.

Она пришла без сопровождения. Джаян остался у внешнего кольца. Он не скрывал презрения к священным местам Империи. В его понимании агни-структуры – механизмы, не храмы. Проводники, а не жрецы. Пламя – не бог, а язык, на котором можно научиться говорить.

Но Михира чувствовала: прежде чем спорить с верой, нужно услышать её до конца.

Храм принял её без слова. Стражи у врат – в бронзовых масках и с плащами из пепельной ткани – не двинулись, только медленно отступили. Перед ней распахнулись двери, открыв зал, не похожий ни на одно помещение Империи.

Внутри всё было из света. Не прямого. Рассеянного, будто время здесь не шло, а вибрировало. Стены – из металла и пепельного стекла – переливались узорами, не замкнутыми в форму. В воздухе витал аромат – не благовоний, а праны. Чистой, свежей, нетронутой.

Из тени выступил человек.

Его одежда была серой, выжженной рунами. Лицо – закрыто повязкой из агни-ткани. На коже лба и щёк – вырезанные линии, словно шрамы были частью языка, на котором здесь говорят. Голос его не звучал изо рта. Он… резонировал.

– Принцесса, – произнёс он, не двигаясь. – Вы пришли не за благословением.

– Я пришла за вопросом, – ответила она.

– Тогда, возможно, вы услышите, – прозвучало в ответ. – Здесь не говорят. Здесь – слушают.

Первый круг начинался со Зала Грез.

Это не был музей. Не архив. Здесь сцены прошлого возникали прямо из воздуха: пламя, принявшее форму ритуала; фигуры, шагающие сквозь контуры; возгорания, вызываемые не жестом, а взглядом. Люди на проекциях не улыбались. Их лица были искажены: от боли, от страха, от сомнения.

Один из фрагментов задержался перед ней. Девушка, не старше пятнадцати, стояла на платформе. Руки – разведены. Пламя – поёт вокруг неё. Но глаза… в них не вера. Вопрос. Перед тем, как она сгорела – или растворилась – она сделала шаг. Не назад. Вперёд. В неизвестность.

– Почему они страдали? – тихо спросила Михира.

Ответ пришёл не сразу.

– Потому что не верили до конца, – отозвался голос в пространстве.

Но в этих словах не было уверенности. Только память.

Во втором круге – Зал Сосудов.

Люди, прошедшие трансформацию. Их тела – изменены. Полупрозрачные. Вены – нити света. Глаза – пылающие капли. Они сидели или стояли, не говоря. Только изредка поворачивали головы, будто слушали нечто вне звука.

Одна из них – женщина с длинными пальцами, покрытыми знаками, – остановилась рядом с Михирой. Взгляд её – прямой, тяжёлый.

– Ты ищешь пламя без боли? – прозвучало от неё.

Михира не ответила.

– Тогда ты не поймёшь. Огонь очищает только то, что готово быть сожжено.

– Почему ты позволила это сделать с собой?

– Потому что, когда становишься частью пламени, начинаешь слышать, как оно плачет.

Третий круг – Равновесие.

Здесь хранились те, кто не прошли. Отказники. Сломленные. Не сгоревшие, но – потерянные. Их тела – без выражения. Глаза – затянуты медной плёнкой. Они не двигались. Не спали. Не умирали. Просто – были.

Один из них – старик с рунной цепью на груди – сидел, прислонившись к стене. Рядом – жрец. Молча. Как свидетель.

– Это цена за сомнение? – прошептала она.

– Нет, – ответил тот же голос, теперь мягче. – Это цена за вопрос без готовности услышать.

В четвёртом круге – Хранилище. Там, в одной из ниш, она нашла свиток. На нём – размытой краской: «Контур, в котором пламя не требует жертвы, но просит соответствия. Несоответствие – разрушение. Ложь – источник сбоя.»

Она медленно перечитала строчку: «Агни не сжигает. Он отражает.»

Внезапно ей стало трудно дышать. Не от жара. От осознания.

Выходя из зала, она остановилась. Воздух за её спиной будто дрогнул. Один из жрецов – юноша с неплотно прикрытым лицом – прошептал: