– У вас пять секунд, – сказала она. – Или останетесь частью схемы. Навсегда.

Стражи замерли. Один прищурился. Второй шагнул назад. Это не было страхом перед ней. Это было опасение того, что она знает, чего не должна.

Они ушли. Без слов. Без угроз.

Когда всё стихло, Джаян сидел на полу, уставившись на Сферу.

– Принцесса, – произнёс он, словно не веря.

Она подошла ближе. Села напротив.

– Мне сказали, ты тронул то, что не трогали десятилетиями.

– Я хотел понять, почему энергия реагирует на эмоции.

– Ты думаешь, она чувствует?

– Она слышит. И отвечает.

– Тогда мы зададим ей новые вопросы.

Он молчал. Долго. Потом:

– Ты знаешь, что это – вызов Империи?

Она кивнула.

– Но, может, именно это и нужно. Чтобы пламя перестало быть клеткой.

Так началась их связка.

Пока без плана. Без схемы. Только пульс Сферы. Только след на запястье. Только осознание:

Они – больше не часть Империи.


Они – вопрос, заданный ей.

А Сфера – ждала продолжения.


ГЛАВА IV

Сломанные оковы

Руины Праджвали не были мёртвыми. Они дышали.


Не воздухом, не временем – чем-то глубже. Словно остаточным током, пульсирующим в сердцевине забытых схем. Место, где однажды был вызов. Где нечто жгло не тела – основу.

Михира стояла на краю обрушенного карниза. Под ногами – крошащиеся плиты с рунами, стертыми ветром и жаром. Вокруг – торчащие из земли остовы антенн, изогнутых, будто металл пытался убежать. Над головой – ничем не заслонённое небо, будто сожжённый купол. А впереди – вход.

– Ты уверена, что здесь? – спросил Джаян, нагибаясь к пульсирующему детектору.

Она не ответила сразу. Ветер с юго-запада нёс запахи жжёной меди и пепельной ткани. Но под этим – что-то ещё. Почти неощутимое. Как тон, улавливаемый не слухом, а кожей.

– Это место звучит, – произнесла она. – Не как храм. Как ошибка, о которой никто не хочет помнить.

Джаян усмехнулся, но без веселья.

– Тогда оно нам подойдёт.

Внутри было прохладнее, чем снаружи. Пол – покрытый пылью, кое-где просвечивал агни-камнем. Стены – металлические, с прорезями вентиляции, из которых давно не дуло. Коридоры расходились, как артерии. Но ни один из них не был отмечен. Планировка хаотична. Или сделана, чтобы казаться хаотичной.

Они шли молча, пока не достигли главного отсека. Трёхуровневая камера, по стенам которой располагались старые терминалы. Пульты – ржавые, но всё ещё дышащие слабой энергией. В центре – оплавленный пьедестал, вокруг которого когда-то вращался основной резонатор.

– Это была первая попытка связать контур напрямую с человеком, – сказал Джаян, опуская рюкзак. – Без амортизаторов. Без жертв. Теоретически.

Он подошёл к терминалу, вставил связующий штырь, повернул его. Где-то под полом щёлкнуло. По кругу прошла дрожь.

– Теоретически? – переспросила Михира, подойдя ближе.

– Если верить записям, проводница – женщина из касты жрецов – считала, что можно войти в поток, если отказаться от страха. Если быть… прозрачной.

– Что с ней стало?

– Она не сгорела. Она исчезла.

Михира опустила взгляд на кольцевой след, выжженный вокруг пьедестала. Камень был гладким, будто отполирован ладонью времени. Внутри этого круга никто не стоял уже десятилетия. Но он помнил.

Они прошли глубже. Падали ступени. Воздух становился плотнее. На стенах – предупреждающие руны. На полу – отпечатки, не от обуви, а от тел. Пыль выстраивалась в формы. Образы. Шепоты прошлого.

В одной из боковых камер Михира остановилась. Полуразрушенный архив. На полу – обломки карт, схем, кристаллы воспоминаний, давно потухшие. Но один – слабое свечение.

Она взяла его. Сжала. Внутри – голос:

«Я верю. Не в пламя. В то, что за ним. Оно не требует крови. Оно требует правды. Если я исчезну – пусть кто-то другой скажет: я хотела слушать, а не повелевать.»